Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Ключи судьбы

Етон вздрогнул. Никогда в жизни он не слышал, чтобы его беду так прямо назвали по имени, и эти слова обрушились на него, как удар.

– Не мне судить, кто из вас был прав в том споре, да и толку с того не будет, – жестко продолжал Мистина. – Ты стар, у тебя нет ни сына, ни дочери, и едва ли будущее это изменит. Но род Вещего, отнявший твою удачу, может взамен поделиться своей.

«Поделиться? – спросили изумленные глаза Етона, вскинутые к лицу Мистины. – Удачей?»

– Удачу Вещего унаследовала Эльга и, как мы надеемся, ее сын Святослав. Ему сейчас пять лет, и дитяти лучше, здоровее и резвее нет во всем Киеве. Когда он вырастет, то совершит немало славных дел, прославит себя, свой род, принесет руси удачу, честь, богатство.

– Что мне расхваливаешь вашего… – Етон едва не сказал «щенка», – будто сватаешь!

– Он наш, но может стать твоим.

– Что?

Етон уставился на него, думая, не ослышался ли.

– Ты что… надумал мне его на воспитание… прислать?

В Северных странах знают старое правило: кто кому растит ребенка, тот и ниже положением. Если Етон возьмется воспитывать сына киевского князя, то признает того главой над собой – против этого восставало все самолюбие старика, привыкшего не знать над собой никого. «Да вы меня в поле одолейте сперва!» – чуть не бросил он, но Мистина качнул головой:

– Я не мог бы так принизить тебя даже в мыслях. Твой род ничуть не хуже, чем род Ингвара и его жены, несправедливо будет сажать их сына тебе на колени.

– Ну так чего же ты хочешь?

– Когда придет пора отдавать Святослава мужчинам, растить его станет Асмунд – брат Эльги и моей жены. Брату матери это более прилично. А от тебя требуется кое-что другое. Объявить Святослава своим наследником.

Теперь у Етона не хватило сил даже на «что?», всем видом он изобразил такое изумление, что не смог промолвить и слова. Мистина мельком подумал: как бы не окочурился старик прямо за столом. Скажут потом, отравил…

– Насле… дником? – наконец еле выговорил Етон.

– Именно так. И когда дар Одина исчерпается, когда твой третий срок жизни подойдет к концу, удача Вещего будет охранять твою землю.

– Ну ты… – Етон слабо покрутил головой, не в силах подобрать слова для такой наглости. – Ты… дурнем меня считаешь, да? Мнишь, старый хрен из ума совсем выжил, садись теперь ему на шею?

Но перевел дух и замолчал: уверенный вид собеседника внушал убеждение, что тот говорит дело, и надо лишь немного подумать, чтобы это понять.

– Это что же… он меня проклял… продолжения рода лишил… и его же внукам моя земля следует? Может, для того он все и затеял, Вещий ваш, извод его возьми!

– Что ты потеряешь? – Мистина пристально взглянул в его выцветшие глаза, будто предлагая поскорее сообразить самому. – Родичей у тебя нет. Среди твоих людей нет никого, в чьих жилах течет благородная кровь, никого, кто может быть избран на престол после тебя хотя бы дружиной. Когда ты умрешь, твою землю захватят твои нынешние враги – тот самый Людомир волынский, у него есть права на этот город. Ведь у его дедов эту область когда-то отбил твой дед, верно? Он просто придет и возьмет свое и будет хвалиться, что сами боги пресекли род чужаков и вернули ему законное наследие. И смоет с этой земли саму память о руси, будто никогда ее здесь и не было. На родовых могилах ваших его мужички будут пашенку пахать. Я же предлагаю тебе наследника – княжьего рода, потомка Одина, как и ты сам. Представь, что у тебя есть сын, зрелый муж, что он идет с нами на Греческое царство и возвращается со славой и добычей…

– Какого хрена мне представлять! – Возмущение придало Етону сил. – Из печки он, что ли, выскочит?

– После нашего похода ты получишь часть добычи и все выгоды договора с греками, как если бы сын твоего рода ходил с нами и покрыл себя славой, – обстоятельно пояснил Мистина. – Тебе будет выделена доля, как Сванхейд, Тородду, Хакону и Ингвару ладожским, Сверкеру смолянскому и другим. Но их люди пойдут в поход и будут подставлять головы под греческие мечи и пики, а ты с дружиной спокойно останешься дома, как вполне прилично в твои почтенные годы.

Етон перевел дух и немного успокоился: странная речь приобретала приятное звучание.

– А к тому же ты раздавишь Людомира волынского, не вставая с места. Тебе не придется даже шевельнуть рукой, чтобы прихлопнуть его, как муху.

– Малец ваш, что ли, удалец на Людяту за меня пойдет. – Етон усмехнулся. – Пять лет ему, ты сказал? Пока он меч возьмет, Людята уже…

А пристальный взгляд его выдавал, что этими словами он лишь дразнит собеседника, предлагает высказаться полнее. Не малолетний сын, но его отец, опытный в походах и богатый верной дружиной…

– Нет. – Мистина качнул головой. – Если Людята узнает, что твои земли унаследует Святослав, сын Ингвара, он сразу оставит мысли тревожить твой покой. Ведь убив тебя, он покусится на наследие Святослава. В тот день, когда Один призовет тебя, законным господином Плеснеска станет Святослав. И уж я тебя уверяю, он и его родичи ни дня не потерпят, чтобы здесь хозяйничал какой-то Людята. Ничего не будет для него глупее, чем идти ратью на Плеснеск – подставлять своих отроков под меч, чтобы сделать эти земли чужим владением и затеять войну с Киевом! Он не станет этого делать.

– Не станет? – недоверчиво повторил Етон.

От своего давнего недруга он вполне ожидал подобной глупости.

– Я сам ему объясню, как это было бы неразумно.

Етон еще раз осмотрел своего собеседника: уверенное лицо, нос с горбинкой от давнего перелома, на шее плетеная цепь торсхаммера со следами починки и еще какой-то ремешок, уходящий под шелковую греческую рубаху. Кафтан на соболях, крытый узорным шелком, пояс в серебре, меч, стоящий как годовая дань с не самого худого племени… А главное – глаза, серые, но в полутьме избы кажущиеся почти черными. Спокойные и безжалостные, полные уверенности в своей силе и своем праве взять все, что только захочется. В эти мгновения Етон истинно поверил, что этот человек вот этими руками столкнул с киевского стола одного потомка Вещего и возвел другого, перевернул судьбу целой державы.

И, надо думать, готов сделать нечто подобное снова.

– Уж больно ты самоуверен… для твоих-то лет, – безотчетно отгоняя эти тревожные ощущения, пробормотал Етон.

– Не так сильно, как можно подумать. Вижу, разговор наш утомил тебя, так что, если позволишь, я пойду.

Мистина встал и замер, выжидая, не прикажет ли ему хозяин снова сесть. Но тот молчал, и Мистина застегнул две верхние пуговки на кафтане, расстегнутые ради тепла в избе.

– А что до уверенности… – сдержанно закончил он, – то, знаешь ли, бывает, что Один к разным людям является во сне…

Боги и впрямь были на стороне этого удивительного соглашения – очень скоро пришла возможность сделать его гласным и обрести свидетелей. За день до того как киевские гости должны были отправиться восвояси, в Плеснеск приехал боярин из Луческа: князь лучан, Унемысл, приглашал Етона пожаловать на пир по случаю имянаречения дочери.