Имоджен Гауэр - Русалка и миссис Хэнкок

«Увы, – думает он, – у нас с ними совсем разные понятия о нравственности. И кто прав – неизвестно». Он сожалеет о своей незыблемой провинциальной благопорядочности, ему досадно, что при воспоминании о вчерашних приапических моряках в душе у него поднимается волна ужаса и отвращения: ведь те люди, несомненно, гораздо счастливее, чем он.

К тому же (размышляет мистер Хэнкок, приближаясь к городской окраине, где поля сменяются узкими улочками с сумрачными дворами и застройка постепенно становится выше и теснее, а затем переходя через Лондонский мост на ноющих от усталости ногах и оказываясь среди торговой суеты Ломбард-стрит) – к тому же какими бы моральными принципами он ни руководствовался, его обхождение с Анжеликой Нил – грубый отказ от ее великодушного предложения на приеме, устроенном в его честь, – в любом случае заслуживает порицания. «Я должен добиться встречи с ней и извиниться за свое поведение, – говорит себе мистер Хэнкок. – Возможно, она поймет и простит мое замешательство». Да, так и следует поступить. Он старается не думать о том, что еще может произойти, если его допустят к ней в комнаты: если она – в интимной обстановке, когда слуги отпущены и окна зашторены, – опять положит его руку себе на грудь; если она вспомнит, какое дело вчера так и осталось несделанным.

Однако именно к этой мысли мистер Хэнкок возвращается снова и снова, пока – по заведенному еще двадцать лет назад обычаю – совершает утренний обход кофейных домов, мысленно отмечая каждую просмотренную газету и каждого знакомого, с которым перемолвился словечком. Покончив с этим рутинным делом, он направляется по узкой улочке за парком Грейз-Инн-Филдз в контору, где торговое предприятие мистера Хэнкока и его партнера мистера Гривза усердно обслуживают шесть клерков под строгим надзором горбатого Скримшоу.

Контора располагается в длинном краснокирпичном здании, построенном добрую сотню лет назад, – когда-то оно выглядело внушительно, но постепенно город подполз к нему со всех сторон, и теперь трехэтажная громада, зажатая в тесном дворе, напоминает носорога в кроличьей клетке. Хотя жилые дома с ним рядом не в пример добротнее наспех возведенных зданий, которые вырастают буквально за ночь в трущобных кварталах Сент-Мартин-лейн (и грозят обрушиться в тучах кирпичной пыли, если кто-нибудь из жильцов слишком резко перевернется с боку на бок в постели), никакого восхищения они не вызывают: унылые коробки безо всякого наружного декора, с тонкими стенами и подслеповатыми окнами. Здесь обитают скромные, непритязательные люди: две сестры в вязаных митенках, бывшие учительницы начальной частной школы, пришедшей в упадок; и торговец канцелярскими принадлежностями, непостижимым образом ухитрившийся разместить за узкой дверью свою лавку, свою жену, свою собаку и своих семерых детей. Трое из последних сейчас играют во дворе: двое мальчиков и маленькая девочка, которые стоят вокруг загадочных символов, нарисованных мелом на каменных плитах, и весьма энергично бросают по очереди веточки и камешки.

– Доброго дня, – говорит мистер Хэнкок, и они живо поворачиваются и кланяются.

– Доброго дня! Доброго вам дня! – весело кричат они, славные детишки в аккуратно залатанной одежде, и мистер Хэнкок невольно думает: «Будь у меня дети, я бы привел их сюда».

Он ощущает легкое волнение воздуха позади, как будто какие-то маленькие существа, разгоряченные игрой, стараются поспеть за ним. Сегодня с ним рядом не только Генри, но целая ватага воображаемых отпрысков, не появившихся на свет из-за его бездействия. Мистер Хэнкок, один-одинешенек, поднимается по ступеням и входит в здание.

После того как мистер Гривз отбыл по коммерческим делам в Америку, а его жена со всем потомством перебралась в деревню, здесь всегда стоит особая сухая тишина. Из верхних комнат теперь не доносится топот детей Гривза; размеренное течение рабочего дня не нарушают разные мелочи семейного толка – доставка сыра и молока, приход учителей музыки. В холле нет посетителей и нет кухонных ароматов. Сейчас здесь пахнет только побелкой, пергаментом и промокательным песком; сейчас здесь слышится только шорох бумаг, скрип перьев и непрерывное сопение Оливера, самого молодого из клерков.

Слева от холла находится гостиная, предназначенная для клиентов: полированный стол и пустые подсвечники выглядят мирно в своей заброшенности. Справа размещается сама контора, где Скриншоу Великий и Ужасный сутулится на своем троне, облаченный в черный костюм, пошитый еще в царствование предыдущего начальника, Джорджа, а подчиненные сидят перед ним на неудобных табуретах. Двое из них среднего возраста, и они с самого отрочества служат в этой компании, претерпевшей за двадцать лет множество преобразований (ибо Хэнкоки и Гривзы, как и все успешные коммерсанты, обязаны проявлять гибкость при осуществлении своих предприятий и выборе деловых партнеров). Остальные четверо – позднейшие пополнения в штате: серьезные и толковые молодые люди, среди которых всегда есть один или два племянника Хэнкока. Он предпочитает не брать на службу людей чересчур амбициозных, поскольку они имеют обыкновение делать лишнюю работу, но ему нравится наблюдать, как робкие, нерешительные пареньки превращаются в уверенных мужчин, нравится самому воспитывать из способных юных клерков блестящих коммерсантов.

При появлении мистера Хэнкока все мужчины встают.

– Доброго утра, сэр.

– Доброго утра.

Они выжидательно смотрят на него. Хотя прибытие русалки не имеет практического отношения к конторе (если не считать бумажной работы, связанной с потерей «Каллиопы» и предполагаемого груза), судьба морской диковины всех чрезвычайно интересует. Теперь они смотрят на мистера Хэнкока с вежливой настойчивостью хорошо выдрессированных псов, наблюдающих за своим хозяином, который уплетает бараньи котлеты.

– Какие новости? – скрипит Скримшоу, выковыривая застывшие капли воска из своего парика.

– Касательно?..

– Прошлого вечера, – подсказывает Оливер.

– Вы же ходили в «Королевскую обитель» – разве нет? – говорит Джонатан, племянник.

– Ходил.

– И?

Никто из здесь присутствующих никогда не посещал означенного заведения и вряд ли посетит когда-нибудь, если только каким-то чудом не поднимется в обществе до самых верхов. Впрочем, сейчас время самых неожиданных взлетов.

– И как оно? Как все прошло? Что скажете насчет женщин?

Мистер Хэнкок на минуту задумывается.

– Ну, прием удался на славу. Русалка вызвала всеобщее восхищение. Помещение, где она выставлена, убрано в театральной манере, но со вкусом.

Мужчины удовлетворенно кивают.