Анастасия Туманова - Горюч камень Алатырь

«Только этого не хватало!» – ошеломлённо подумал Иверзнев. Вслух же ворчливо заметил:

– Наташа, вам кто-то обо мне ненужных вещей наговорил. Подозреваю, что папенька ваш.

– Нетрудно было это понять и без папеньки! – слабо улыбнулась Наташа. – Вы спасли меня… и ещё кучу других людей в лазарете! Меланья рассказывала мне, как вы сражались за каждого…

– Ох уж мне Меланья… Натали, поверьте, она сама делала бы то же самое, если бы я её допустил! И Устинья делала, если бы она тут была, и Васёна… Это обычный врачебный долг, а не воинский подвиг во славу отечества! Не о чем и панегирики складывать, право.

– Я могу ошибаться, – задумчиво сказала Наташа, – Но мне кажется, воинские подвиги случаются реже… и пользы от них меньше. Ну подумаешь, со знаменем в руках бежать на врага или стрелять из пушки! Наверное, очень страшно, да… Но знать, что можешь заразиться смертельною болезнью и всё равно каждый день входить к больным, и отсасывать эти плёнки… и каждый миг прислушиваться к себе – не заразился ли ещё? – и на другой день всё то же самое… Ведь со знаменем и пушками не бегают каждый день: иначе какой бы это был подвиг? А вы в лазарете ежечасно рискуете…

– Да отчего же «ежечасно»-то, Наташа?! – взмолился вконец сконфуженный Иверзнев, отчаянно жалея, что не прислал вместо себя Меланью. Решил, болван, светские приличия соблюсти… – Это же первая эпидемия за четыре года! До этого больше с обморожениями, ожогами да надорванными животами возились! Куда какой риск – нашим жиганам пузыри постным маслом смазывать! У вас слишком богатое воображение, честное слово… Скажите лучше, вам не скучно так лежать целыми днями?

– Ужасно скучно, вы правы, – подтвердила Наташа, спокойно и весело глядя на смущённого доктора. – Папенька не разрешает читать, говорит, что я быстро утомлюсь…

– Напрасно. Я сам поговорю с Владимиром Ксаверьичем. Безусловно, незачем Бунзена штудировать, это чтение ни капли не занимательно… а Загоскина с Ростопчиной отчего бы не почитать? Хотите, принесу вам журналов? У меня, кстати, валяются «Современника» восемь номеров, – старых-престарых, правда, – так в них есть довольно увлекательный роман «Мёртвое озеро»! Вам может понравиться. Вообразите, главная героиня – цыганка, а вы ведь давно проявляли интерес…

– Буду вам очень благодарна, Михаил Николаевич, – улыбнулась Наташа. – И… заходите ко мне, почаще, пожалуйста. Конечно, если найдёте время. Меня папа больше ни за что не отпустит в ваш лазарет. Говорит, что сам чуть не умер в эти дни и половину сердца из-за меня потерял, и, конечно же, теперь…

– Господина Тимаева можно понять, – дипломатично заметил Михаил. – Лазарет во время эпидемии в самом деле поле боя напоминает… и вас вот ранило шальной пулей. Слава Богу, не насмерть. Так что – постельный режим, храбрый боец, брусничный морс, пастила из Иркутска, – и вскоре на ногах будете! Это у вас Мицкевич лежит?

– Что?.. Ах, да. Подарок подруги из Варшавы, – Наташа взяла со столика и протянула Иверзневу тоненькую книжку стихов.

– Вы читаете по-польски?! – изумился Иверзнев, бегло перелистав потёртые страницы.

– Не очень хорошо, – словно извиняясь, сказала Наташа. – Разговаривать мне гораздо легче. Дело в том, что моя бабушка по матери была урождённая Казиньская. Я у неё воспитывалась до института, и мы с нею между собой говорили только по-польски. Папа, помню, страшно сердился: боялся, что я вредных идей нахватаюсь. А у меня, как на грех, отличная память! А потом ещё в институте я познакомилась с Вандой Сливицкой. Она – полячка, из Варшавы, и как только узнала, что я знаю польский и сочувствую… Мы с ней друг в дружку вцепились и до самого выпуска были неразлучны! Эта книжка Мицкевича – подарок от Ванды перед выпуском, её собственная, она ею очень дорожила.

– Так вы, Наталья Владимировна, сочувствуете положению поляков? – Михаил заинтересованно присел на стул у постели. – И как же ваш папенька к этому относится?

– Папенька, слава богу, ничего не знает, – улыбнулась Наташа. – Ему и в голову не приходит, что я настолько неблагонадёжна. Но ведь любой разумный человек в России не может равнодушно смотреть на страдания Польши, – не так ли? А Ванда – настоящая патриотка своей страны! Я знаю, как она мечтает в день восстания быть в первых рядах, под флагом с Белым Орлом, вместе со своими братьями и супругом! Она прислала мне такие стихи, что я ночь не спала – плакала над ними! Вот, послушайте… Только я буду читать шёпотом, потому что всё это ведь запрещено!

Иверзнев невольно улыбнулся, но поспешно погасил усмешку, видя, какими серьёзными стали глаза девушки. Вынув из книжки Мицкевича исписанный мелким почерком листок розовой бумаги, она негромко начала читать:

Какие смелые эти польки, как они гордятся своими мужчинами! – серьёзно скала Наташа, закончив читать. – Как жаждут умереть за свободу Отчизны! А мы здесь…

– Натали, вовсе не всегда за Отчизну требуется умирать, – задумчиво возразил Михаил. – Разумеется, если ей угрожают враги или идёт война… или, как в Польше, Отчизна разрезана на части и истекает кровью под чужеродным гнётом. Но у нас, в России, сейчас больше нужно другое. Кстати, я рассказывал вам, что мне удалось устроить судьбу поляков? Тех, что недавно прибыли из Нерчинских рудников?

– В самом деле?! – радостно всплеснула руками Наташа. – Тех самых? Стрежинского и его товарищей? Которые в заговоре против государя четыре года назад…

– Натали, да вы больше меня знаете! – искренне изумился Иверзнев. – Но, помилуйте, откуда? Вы тогда ещё находились в институте!

– От Ванды, разумеется, от кого же ещё? – рассмеялась Наташа, глядя в растерянное лицо Михаила. – Она так страдала, так ужасно плакала… У неё оба брата были арестованы тогда! И, как только я узнала, что на наш завод поляки должны прибыть, я сразу же ей написала!

– Не рискованно ли это, Наталья Владимировна? – осторожно спросил Михаил. – Вы ведь как-то говорили мне, что ваш папенька читает иногда вашу корреспонденцию.

– Да, случается, – Наташа сразу перестала улыбаться, – Но не от Ванды же! Он её прекрасно знает, она гостила у нас в Петербурге сразу после выпуска. Да папенька говорит, что все эти девичьи глупости на двадцати листах читать просто невыносимо!.. Так что я знаю: эти люди были осуждены на серебряные рудники. И пробыли там год, пока их родственники сумели добиться облегчения их участи… И вот, теперь они здесь, у нас!