Стейси Холлс - Покровители

– Спальня у вас похожа на свинарник. Вашим слугам следует быть более усердными… чем еще им тут заниматься? – спросила она и, не услышав моего ответа, продолжила: – Вы собираетесь сегодня одеваться?

– Вероятно.

Над каминной полкой с двух сторон от герба Шаттлвортов, точно часовые, стояли две гипсовые статуэтки, высотой фута в два: символические изображения Благоразумия и Справедливости. Порой я представляла их своими подругами. А перед камином, прямо посередине между ними, стояла с гордо выпрямленной спиной моя мать, напоминая воплощенное Страдание, их третью сестру.

– Флитвуд, что вас так забавляет? Вы же хозяйка дома… одевайся немедленно.

За дверью жалобно заскулил Пак, и я впустила его. Он не спеша подошел к моей матери, обнюхал ее юбки и направился ко мне.

– Не могу понять, – продолжила она, – почему вы держите этого зверя в доме. Собаки предназначены для охоты и охраны, с ними не цацкаются, как с детьми. Что это у вас на запястье?

Я подобрала конец ленты и начала потуже обматывать руку.

– Вчера во время прогулки я упала с лошади. Это всего лишь растяжение.

– Флитвуд, – сказала она, понизив голос, и оглянулась через плечо, проверяя, закрыта ли дверь.

До меня донесся слащаво-приторный запах сухих духов, которые она наносила на свои запястья.

– Ричард сообщил мне, что вы опять в тягости. Если не ошибаюсь, вы уже потеряли троих детей, даже не появившихся на свет.

– Я ничего не потеряла.

– Тогда я скажу проще. Три раза вам не удалось выносить ребенка. Неужели вы действительно думаете, что разумно позволять лошади сбрасывать вас на землю? Как же вы неосторожны. У вас есть повитуха?

– Да.

– Где вы нашли ее?

– Она живет неподалеку. В Колне.

– Возможно, вы поступили бы разумнее, наняв женщину с хорошими рекомендациями от знакомой нам почтенной семьи? Вы с Ричардом уже говорили с Джейн Таунли? Или с Маргарет Старки?

Я пристально глянула на гипсовое лицо Благоразумия. Ее стоический взгляд ускользал от меня. Выйдя замуж, я стала хозяйкой одного из лучших имений на многие мили вокруг, но мне приходится стоять в ночной рубашке, выслушивая брюзжание моей матери. Неужели ее пригласил Ричард? Он же знает, как я ненавижу ее. Пытаясь успокоиться, я начала сжимать кулаки, медленно считая до трех.

– Кого бы я ни наняла, это мое решение, матушка , – последнее слово я произнесла с особой медоточивостью, и на ее неизменно невозмутимом лице невольно проявился легчайший оттенок ярости.

– Я поговорю об этом с Ричардом, – заявила она, – и тем не менее я хочу, чтобы вы дали обещание сделать все возможное ради успешного вынашивания этого ребенка. В настоящее время ваше поведение не внушает мне доверия. Вам необходимо больше отдыхать и заниматься… домашними делами. Вероятно, лучше заняться музицированием, чем галопировать по лесам, как Диана-охотница. У вас же прекрасный муж, и если вы будете вести себя, как подобает жене и матери, то Господь одарит вас. Я предпочла жить отдельно не для того, чтобы вы разыгрывали из себя принцессу в башне. Итак, я надеюсь, вы отобедаете со мной. Пожалуйста, одевайтесь и спускайтесь вниз.

Я слышала, как она начала спускаться по лестнице, и мысленно пожелала, чтобы наш портрет свалился со стены и придавил ее.

Ричард налил бокал красного вина и передал его моей матери. Темное, как рубин, оно имело цвет того, что трижды истекало из меня… удивительно красивый в своей яркости, он так прочно окрашивал простыни и матрасы, что их приходилось сжигать на костре. Избегая пьянящего винного аромата, я подняла лицо к оштукатуренному потолку столовой. Его украшала лепнина из множества вьющихся по всему потолку виноградных лоз, изобиловавших спелыми гроздьями, их листья сплетались, как любящие руки.

– Не хотите ли вина, Флитвуд?

– Нет, спасибо.

Ричард наполнил другой бокал для своего друга Томаса Листера, заехавшего к нам по пути в Йоркшир. Мы сидели вокруг камина, где тихо тлели поленья, исходящий от них жар и духота столовой навевали сон. Но окончательно не усыпили, позволив заметить жадный взгляд Томаса, скользнувший по кольцам на пальцах Ричарда, когда он вручал ему бокал. Его собственные, лишенные колец, пальцы, сжали бокал и, перехватив мой взгляд, он тут же отвел глаза.

По возрасту Томас был где-то между Ричардом и мной, а по благосостоянию – где-то между простым землевладельцем и нами. С первым он мог согласиться, но со вторым – никогда. Их с Ричардом объединяли другие жизненные моменты: оба они женились в один и тот же год; у обоих умерли отцы; оба унаследовали большие поместья и заботились о матерях и сестрах. Четыре года тому назад старшему мистеру Листеру стало плохо во время венчания сына, он потерял сознание в церкви, не дослушав свадебных обетов, и через несколько дней отошел в мир иной. Мать Томаса, так и не оправившись от горестной потери, жила с тех пор затворницей.

Я считала Томаса Листера странным, но довольно интересным мужчиной – он с трудом поддерживал беседу, предпочитая в основном слушать и помалкивать. На мир он смотрел большими, слегка навыкате глазами, но сам был по-женски маленьким и хрупким. Ричард говорил, что благодаря такому телосложению он стал великолепным наездником и держится в седле прямо, как стрела.

Моей матери не удавалось найти общего языка с молодыми людьми: зато она легко заставляла их чувствовать себя детьми, и Томас, заикаясь, выдавил вежливый ответ, когда она поинтересовалась здоровьем его матушки. Его спасло появление Эдмунда, помощника с псарни, он сообщил Ричарду, что с одной из ферм пришла женщина с новостями о собаке, загубившей овцу. В те дни мы разводили много овец; почвы на полях были слишком влажными для иного пользования.

Помедлив, Ричард поставил свой бокал и спросил?

– А чья эта собака?

– Она не знает, господин, – Эдмунд покачал головой, – обнаружила только, что эта псина носится вокруг, пугая все стадо. Она просила вас поскорее приехать.

Ричард быстро вышел. Местные жители частенько приходили к нам и рассказывали о своих печалях. Ричард был щедрым хозяином, давал им зерно в неурожайные годы и разрешал вырубать деревья для ремонта домов. В Падихаме жили две сотни семей, и с тех пор как мы поселились здесь, приходилось решать столько же проблем.

– Зачем вы едете в Йоркшир? – спросила моя мать Томаса.

Она старательно изображала радушную хозяйку, с удовольствием намекая на мою несостоятельность в этой роли.

– Я еду на судебное заседание. Великопостные ассизы [10] Ассизы – выездные сессии суда присяжных, созывались в каждом графстве не меньше 3 раз в год; дела слушались судьями Высокого суда правосудия. , – ответил Томас.