Стейси Холлс - Покровители

Растормошив спящего Пака, я выманила его с кровати на пол и направилась к одному из дорожных сундуков. Возблагодарив Благоразумие, одарившее меня своим даром, я вытащила длинный сверток, заранее спрятанный мной среди ночных рубашек. Затем, подойдя к буфету, я черкнула записку Ричарду и напоследок окинула взглядом комнату, проверяя, не забыла ли я что-нибудь нужное. И вот, спрятав под плащом узкий сверток, я позвала Пака, и мы с ним вместе отправились на конюшню.

Дом Джона Фаулдса находился в конце одного из слякотных переулков Колна. Я добралась туда около полуночи, и совсем запыхалась, устав управлять лошадью на темных дорогах. Слава богу, мне помогала луна: полная и яркая, она сияла в небе от самого Ланкастера, освещая путь нашей маленькой призрачной процессии. Благодаря Паку я чувствовала себя в безопасности и, взяв его за ошейник, постучала в дверь дома Джона Фаулдса.

На улочке стояла тишина, все окна уже сонно темнели. Я уже постучала в четыре дома, где заметила слабое свечение тростниковой свечи [28] Масляная свеча с тростинкой вместо фитиля, также в бедных домах использовались свечи, сделанные из сушеного ситника, вымоченного в жире или масле. , и последняя хозяйка – женщина с помятым усталым лицом – удивленно глянув на меня, сообщила, что Джон Фаулдс живет в переулке за рыночной улицей, в третьем доме справа.

Не дождавшись ответа, я постучала вновь, а Пак поддержал мой стук тихим горловым рычанием. Оглянувшись кругом, я никого не увидела, однако меня не покидало ощущение, что за мной следят. Возле дома на тесной улочке было слишком темно и практически ничего не видно. Вздрогнув, я опять глянула на деревянную дверь дома и постучала на сей раз более настойчиво и громко. Но тут вдруг волосы на моей голове встали дыбом, и я осознала, что в переулке действительно кто-то есть. Пак мгновенно разразился лаем и, пытаясь вырваться от меня, грозно повернулся направо, и тогда, несмотря на густой сумрак, я увидела почти над самой землей чей-то гибкий силуэт, бесшумно выскользнувший из-за последнего дома. Я неистово заколотила в дверь, из дома тут же донесся возмущенный мужской голос и наконец передо мной возникла сонная личность Джона Фаулдса. Его темные всклоченные волосы спускались на плечи, скрытые ночной рубахой, хотя завязки ворота пока свободно болтались на груди. Мне запомнилась его красота, однако при ближайшем рассмотрении в ней обнаружилось нечто порочное – возможно, тусклое равнодушие в глазах негативно сказывалось на всем его облике, точно творцу не удалось вдохнуть жизнь в созданное изваяние. Все его возмущение растаяло, когда он увидел то, что я прижала к его животу: ствол мушкета Ричарда, который я всю дорогу, до ломоты в руке, прижимала к боку под плащом. А потом он увидел еще и собаку, и тогда в глазах его проявился страх и даже смирение.

Его фигура заполняла щель приоткрытой двери, не позволяя мне заглянуть в его скромный по размерам дом. Меня сильно потряхивало от волнения и, переместив ствол к его груди, я порадовалась весомой убедительности оружия.

– Так вы позволите мне войти? – спросила я.

– Мы, что ли, будем стреляться? – враждебно произнес он, скривив губы.

Пак зарычал, и Джон, смерив встревоженным взглядом мощного пса, настороженно глянул на меня и открыл дверь пошире. Я прошла в дом, сопровождаемая Паком.

Убогий двухэтажный домишко вмещал в себя две расположенные одна над другой комнатенки, причем наверх вела узкая, пристроенная к задней стене, лестница. Джон Фаулдс пользовался для освещения комнаты единственной свечой с фитилем из сердцевины ситника, и в ее тусклом свете мне удалось разглядеть лишь смутные очертания интерьера: пару стульев около очага, приземистый буфет, покрытый скатеркой, какие-то кастрюли и сковородки. Пройдя к буфету, Джон зажег вторую свечу, вставил ее в светец, и от горящего жира по комнате сразу поползли струйки удушливого дыма. Я продолжала напряженно следить за каждым его движением, сознавая, что не представляю даже, как пользоваться своим грозным оружием.

– Кто вы? – спросил он, поднося светец к моему лицу.

– Мое имя вам ничего не скажет, – ответила я, – но у нас с вами есть общие друзья.

Он сдавленно усмехнулся.

– Я не назвал бы его другом.

– Кого?

– Роджера Ноуэлла. Разве вы не от него явились?

– Нет.

Я пристально смотрела на полускрытое в сумраке лицо Джона Фаулдса, освещенное лишь неровным отблеском свечи. Почесав грязную шею, он нервно оглянулся. Если ему вдруг вздумается сбежать, сумею ли я остановить его?

– Он соблазнил вас деньгами? – спросила я.

– Ну и что, если даже так?

Опустив дуло мушкета, я услышала щелчок его механизмов. Тяжесть этого оружия истощила мои силы. Едва я доскакала до Колна, начал сеять мелкий дождь, а сейчас он пошел сильнее, его капли глухо шлепали по грязной улочке. Глаза Джона Фаулдса поблескивали в мерцающем свете.

– С какой стати Алису Грей будут судить за убийство вашей дочки?

– Она ж ведьма, – просто ответил он.

От его смуглой шеи веяло теплом, как и от гладкой груди, озаренной тусклым светом.

– Она любила вас, – сказала я, стараясь придать твердость голосу, – и любила Энн.

– Да кто ж вы такая?

– Не важно.

– Кто ваш муж?

– Это не имеет значения. Но сегодня вечером вам придется сделать для меня кое-что. Я не уйду отсюда без ваших письменных показаний, свидетельствующих о том, что Алиса Грей не убивала вашу дочь.

Он смотрел на меня, точно на сумасшедшую. А потом расхохотался. Смрад от капающего свечного жира преобладал над другими слабо уловимыми, но неприятными запахами. Эля. Какого-то кислого брожения. И гнильцы. Джон Фаулдс был еще пьян.

– Если Алису повесят, это не вернет вам дочь. Неужели вы хотите, чтобы убили невинную женщину?

– Невинную? Да она та еще распутница, – злобно процедил он, – и вообще, я не умею писать.

У меня защемило сердце. Подписанные показания оставались моей последней надеждой – я даже специально положила в седельную сумку бумагу, перо и чернила. Господи, ну почему я по своей наивности решила, что он умеет читать или писать, или хотя бы нацарапать свое имя, ведь я же помнила, что Алиса не знала даже букв! От тяжести мушкета у меня ныли плечи. Но я не смела даже повернуться к нему спиной.

Джон Фаулдс поставил мне мат.

Я вздрогнула, услышав скрип лестницы, кто-то спускался по ступенькам. Сначала под потолком появился подол длинной белой рубахи, а потом и округлая фигура, и невзрачное лицо женщины, изумленно разинувшей рот, при виде развернувшейся перед ней сцены. Когда же она увидела еще и Пака, то в ужасе вытаращила глаза; возможно, в тусклом освещении он показался ей волком, но в любом случае дог выглядел чудовищно в этой тесной комнатенке.