Эрик Шабаев - Только б жила Россия

И тут поднялся румяный сверх всякой меры Эндрю Стайльс. Расплескивая вино, он перегнулся через стол, крикнул по-русски:

— Да живьет шестное торговое дьело, сэр Питер!

— Молодчина, Андрей! Ах, молодчина! — растроганно молвил царь. — Иди сюда, расцелуемся!

— Виват!

В общем веселии не принимал участия, пожалуй, лишь сам хозяин, граф Головин, который, побледнев, отошел к окну.

— Сердце? — кратко спросил Витворт у сидящего рядом переводчика Посольского приказа.

Лисье лицо Кикина приняло минорное выражение.

— Вы угадали, сэр. А началось это после многократных переездов графа по просторам Сибири и особенно — после долгих нерчинских словопрений с китайскими послами.

— Нерчинск, Нерчинск… Да, вспомнил! — произнес Витворт. — Кстати, как далеко Амур от Москвы?

— Шесть тысяч английских миль, сэр.

— О-о!

Витворт принялся увлеченно расспрашивать о географии дальневосточных владений России, о смельчаках-переселенцах, о казачестве… Петр — по ту сторону стола — некоторое время прислушивался к разговору и вдруг встал, с грохотом отодвинул кресло.

— Ф-фу, засиделись… Айда, сэр Витворт, побеседуем.

Царь толкнул ближайшую дверь, пропустил гостя вперед. Витворт огляделся. Весьма оригинально! Попали, вероятно, в посудный чулан: кругом, до потолка, громоздились ендовы, блюда, стопы тарелок и чашек.

— Эй, кресло господину посланнику, прочие — кто где… — Петр увидел пьяненького Аникиту Зотова, шагнувшего следом, строго закусил ус. — Иди-ка, старче, в диванную. Беспокоит меня твое здравие, ох, беспокоит.

Он потеснил кубки и стаканы, — что-то покатилось, упало, рассыпалось вдребезги! — уселся на край стола, поматывая длинной, в гарусном чулке, ногой.

Витворт, изогнув стан, преподнес ему кредитивную грамоту, — царь, приняв, передал Головину.

— Вникнем, будь спокоен. А пока… извини за столь скромный прием. Церемонии да куртаги в девках приелись! — Кикин перевел, и англичанин поплескал кончиками пальцев.

Впрочем, успокаиваться и расслабляться было рано, — русские взяли с места в карьер.

— Что там ваш Джон Робинзон затеял? Вроде б переговор с Карлусом ведет. Вправду ли?

— Досадное недоразумение, ваше величество! — пылко возразил сэр Витворт. — Моя повелительница поручила мне заявить: если кто-то и позволил себе подобные переговоры, он вел их, не имея на то никаких полномочий!

Меншиков, оседлав приоконный ларь, усмехнулся.

— Значит, брякнул, никого не спросясь, в обход лордов? Так надо понимать?

— Полити́к — вещь коварная, — заметил Петр. — Любое слово, самое пристойное, осьмеркой выгнется… Продолжай, сэр посланник, слушаем!

— Главная цель моей миссии — дать вашему величеству новые и более полные уверения в неизменной дружбе, испытываемой королевой Анной к вам. Ее непременное желание — упрочить англо-русские контакты, вступить с вами в тесный дружественный союз ради обоюдных торговых выгод!

Петр хлопнул себя по колену.

— Спасибо, милый! Только почему лишь торговые? Союз так союз, в полный разворот. Вкупе действовать надо, вкупе! — Он переглянулся с Головиным. — Расскажи, Федор Алексеевич, какие тут Безенвал клинья подбивал!

Безенвал… Это имя было хорошо известно Витворту, он весь превратился в слух.

— Полгода тому назад, сэр, нас посетил инкогнито посланец Людовика XIV и обещал самое широкое посредничество между Швецией и Россией при одном-единственном «но»: дабы мы отказались от поддержки англо-голландской военной коалиции.

— Что же государь изволил ответить посланцу? — поинтересовался Витворт.

— Отослал француза восвояси, присовокупив: до сих пор мы не имели повода сомневаться в благорасположении своих старых друзей, — многозначительно произнес Головин.

— Бог с ним, с Безенвалом! — отмахнулся Петр, закуривая трубку. — Я вот о чем думаю, сэр Витворт. Не закрепить ли уговор наш на бумаге?

— Верно! — подтвердил Головин. — Опереться на прожект совместный, в коем учесть основные союзные статьи, а именно: Великобритания содействует нам в решении балтийских споров, мы со своей стороны…

Витворт, внутренне напрягаясь, готовил ответ. Заговорил медленно, взвешивая каждое слово:

— К сожалению, я не могу предпринять столь ответственный шаг, не согласовав его предварительно с Лондоном, но полагаю, что союз дружбы только окрепнет, если мы прежде всего займемся устранением трудностей, препятствующих нашей торговле. (Русские переглянулись.) Буду откровенен: подданные ее величества, торгующие в России, с некоторых пор подвергаются притеснениям, вследствие чего наш экспорт в последнюю навигацию упал почти на треть!

— По Сеньке и шапка! — пробормотал Меншиков.

Петр сердито покосился на него.

— Что ж, обиды так обиды. Выкладывай, сэр Витворт.

Претензии были вкратце изложены: запрет купцам продавать свой товар, пока им не насытились государевы магазейны, — тем самым упускается время выгодного сбыта и товар идет за полцены; взимание, кроме сумм по якорным и лоцманским сборам, еще полуефимка с тонны под видом пошлин «за буи и домы, в коих огни держатся»; уступка дегтярной монополии одному человеку, что вызывает расстройство дел многих заинтересованных лиц; переманиванье матросов с английских кораблей и, наконец, слишком долгая задержка судов перед входом в Архангельскую гавань.

Витворт умолк, будто припоминая, не упустил ли он еще какой пункт.

— Да, и последнее, — добавил он. — По завершении сделок с государевыми закупщиками на руках английской табачной компании остается некоторый излишек товара. («Во-во, совсем крохотный!» — накаленный голос от окна.) Не соблаговолит ли русский кабинет разрешить его продажу в окраинных городах — таков закон коммерции, ваше величество! — и дать компании право на закупку и беспошлинный вывоз местных изделий?

— А взамен — дуля с маком? Только вынь да положь? — встопорщился Меншиков. Петр, настроенный куда более миролюбиво, жестом усадил его на ларь.

— Федор Алексеевич, — обратился он к Головину. — Обдумай и учини во благо. Вели навесть порядок в гавани, о том указ архангельскому воеводе. Что еще? Буйковую да маячную пошлину — долой, проторь хоть и весома, зато негоциантам удовольствие. Також и по другим пунктам… А вот чем дегтярная монополия провинилась — убей, не пойму. Ведь она четвертый год за Андреем Стайльсом, британским подданным. Исправно выплачивает мне по тыще, задержек никаких, чего ради я его притеснять стану?

Витворт принял чопорно-строгий вид.

— Будучи привилегией одного лица, торговля дегтем и смолой настолько сбила местные цены, что русские мастера толпами уходят с промыслов.

«А ты хитер! — мелькнуло у Головина. — Вроде бы твое дело стороннее, и печешься ты вовсе не о мошне английской… Но зри в корень! Андрейка-то весь деготь шлет в Голландию, мимо островов, и тем покуда не перепало ни капли. Думали оплесть его по-родственному, обойтись грошовыми тратами, ан просчитались!»