Владимир Семенов - Кремлевские тайны

Проф. Б. И. Збарский. Москва, 7 сентября 1938 года.

Из протокола заседания комиссии Наркомздрава Союза ССР по осмотру тела Владимира Ильича Ленина, состоявшегося 19 января 1939 года в Мавзолее.

Проф. ЗБАРСКИЙ:… У нас были случаи появления грибка на теле, один раз занесенного со знаменем Парижской коммуны. Теперь нам удается сохранять полную асептичность при помощи «бактерицида»…

Некоторое расхождение век произошло недавно. Обладая способом регулировать набухание тканей, мы сумеем исправить это.

Время пребывания тела в ванне зависит от состояния тканей. Ткани, так сказать, «живут». Мы меняем как продолжительность пребывания тела в ванне, так и концентрацию раствора. В среднем мы кладем тело на 2–3 недели.

Взвешивать тело мы стали недавно, так как только в последнее время получили для этого подходящие весы…

Из доклада Б. Збарского «О работе по сохранению тела Владимира Ильича за 20 лет».

…Хотя ткани тела все время находились в хорошем состоянии, сохраняли тургор (напряжение тканей — Э. М.) и асептичность, мы, тем не менее, наблюдали некоторые процессы, могущие в дальнейшем повлиять на сходство.

На лице происходило западение глазниц, расхождение век и углубление в местах носогубных складок. Изменения объема имело место также в области нижней губы и подбородка. Пальцы левой руки сморщивались, уменьшились в объеме и заострились. На правой руке в области пясти и первых фаланг пальцев появились значительные углубления. На теле в разных местах появились небольшие уменьшения объемов.

Все эти дефекты медленно накапливались в течение многих лет…

В лаборатории мы начали опыты по замещению подвергшихся гидролизу жировых веществ инертными веществами, совпадающими по своим физическим свойствам с жировыми.

В результате многочисленных экспериментов нами была составлена смесь парафина, глицерина и каротина с точкой плавления 57°. Эту смесь можно было инъецировать в расплавленном виде под кожу…

Предварительно для определения точных границ и объема инъекции мы накладывали на это место массу (подкрашенная смесь воска с парафином) и производили фотографирование. Меняя границы и объемы этих накладок, мы сравнивали фотографии с пожизненными и посмертными снимками с лица Владимира Ильича. Только после определения границ и объема мы осторожно производили инъекции.

В результате этих инъекций сходство значительно улучшалось.

Вес тела В. И. Ленина составлял:

5. XI — 38 г. — 53,00 кг

З.III. — 40 г. — 50,20 кг

3.I. — 42 г. — 51,27 кг

19. IV. — 42 г. — 52,30 кг

10.VII. — 42 г. — 52,45 кг

24. XI. — 43 г. — 53,95 кг.

…Работа в течение более 2,5 лет пребывания в Тюмени представляет из себя в сущности перебальзамирование тела В. И. Ленина с устранением почти всех дефектов, имевшихся в момент прибытия тела в г. Тюмень… Благодаря энергичному содействию и постоянной заботе со стороны непосредственно наблюдавшего за нашей работой Народного Комиссара Госбезопасности Союза ССР товарища В. Н. Меркулова.

В настоящее время тело Владимира Ильича подготовлено к перевезению его обратно в Москву. В любое время, когда мы получим распоряжение от нашего вождя товарища И. В. Сталина, мы сможем доставить тело Владимира Ильича в Москву в значительно лучшем состоянии, чем оно было при его отбытии из Москвы.

Павел Дмитриевич Мальков через несколько дней после Октябрьского переворота был назначен комендантом Смольного, а с переездом Советского правительства в марте 1918 года в Москву — комендантом Кремля. На этом посту П. Д. Мальков оставался до лета 1920 года. Потом пришлось Павлу Дмитриевичу испытать все прелести советских лагерей. Лагерные страницы биографии коменданта Кремля покрыты мраком. Возможно, эти страницы — достояние секретных архивов. Выйдя на свободу П. Мальков вспоминал не о лагере, а о своем «звездном» комендантском часе.

Павел Дмитриевич был страшным человеком. Чекист и палач. Он постоянно находился на подхвате у Ленина, Дзержинского, Свердлова, всегда был готов выполнить их ЛЮБОЕ пожелание. Именно он собственноручно расстрелял эссерку Фанни Каплан и сжег ее, облив бензином… Арестовывал британского агента Роберта-Брюса Локкарта.

Свои воспоминания Павел Дмитриевич создавал в «творческом содружестве» с Андреем Свердловым — сыном Якова Свердлова, следователем НКВД, который плюс ко всему был кандидатом исторических наук.

Это воспоминания коменданта, который два года руководил кремлевским бытом.

«В Москве я никогда ранее не бывал и ко всему присматривался с особым интересом. Надо признаться, первое впечатление было не из благоприятных. После Петрограда Москва показалась мне какой-то уж очень провинциальной, запущенной. Узкие, кривые, покрытые щербатым булыжником улицы невыгодно отличались от просторных, прямых, как стрела, проспектов Питера, одетых в брусчатку и торейц. Дома были облезлые, обшарпанные. Там и здесь на стенах сохранились следы октябрьских пуль и снарядов. Даже в центре города, уже не говоря об окраинах, высокие, пяти-шестиэтажные каменные здания перемежались убогими деревянными домишками.

Против подъезда гостиницы «Националь», где поселились после переезда в Москву Ленин и ряд других товарищей, торчала какая-то часовня, увенчаная здоровенным крестом. От «Националь» к Театральной площади тянулся Охотный ряд — сонмище деревянных, редко каменных, одноэтажных лабазов, лавок, лавчонок, среди которых громадой высился Дом Союзов, бывшее Дворянское собрание.

Узкая Тверская от дома генерал-губернатора, занятого теперь Моссоветом, круто сбегала вниз и устремлялась мимо «Националя», Охотного ряда, Лоскутной гостиницы прямо к перегородившей въезд на Красную площадь Иверской часовне. По обеим сторонам часовни, под сводчатыми арками, оставались лишь небольшие проходы, в каждом из которых с трудом могли разминуться две подводы.

Возле Иверской постоянно толпились нищие, спекулянты, жулики, стоял неумолчный гул голосов, в воздухе висела густая брань. Здесь, еще на Сухаревке, где вокруг высоченной Сухаревой башни шумел, разливаясь по Садовой, Стретенке, 1-й Мещанской, огромный рынок, было, пожалуй, наиболее людно. Большинство же улиц выглядели по сравнению с Петроградом чуть ли не пустынными. Прохожих было мало, уныло тащились извозничьи санки да одинокие подводы. Изредка, веерами разбрасывая далеко в стороны талый снег и уличную грязь, проносился высокий мощный «Паккард» с желтыми колесами, из Авто-Боевого отряда при ВЦИК, массивный, кургузый «Ройс» или «Делане-Бельвиль» с круглым, как цилиндр, из гаража Совнаркома, а то «Нэпир» или «Лянча» какого-либо наркомата из Моссовета. В Москве тогда, в 1918 году, насчитывалось от силы три-четыре сотни автомашин.