Евгений Штейнберг - Утренняя звезда

Народ повалил к Варварским воротам. Люди часами ждали очереди, чтобы приложиться к чудотворной иконе, поставить свечку. Кидали последние медные гроши в стоявшие у ворот денежные сундуки. Многие тут же располагались на ночлег.

О происходящем доложили московскому архиерею, преосвященному Амвросию. Тот распорядился выслать монахов увещевать народ разойтись, а денежные сундуки, во избежание грабежа, опечатать и перевезти на хранение в Воспитательный дом.

— Невозможно сие, владыка! — возразил архимандрит Епифаний.

— Что? — переспросил архиерей нахмурившись. — Уж не ослышался ли я?

Амвросий был нравом крут, подчиненные побаивались его.

Епифаний пояснил, что в народе заметно сильное волнение, чернь винит во всех бедах не только светское начальство, но и священнослужителей, а потому посылать на такое дело монахов опасно.

Преосвященный поехал на Остоженку, к генералу Петру Дмитриевичу Еропкину, который после бегства главнокомандующего и губернатора оказался единственным представителем власти в Москве.

— Да, негоже! — согласился тот, выслушав сообщение Амвросия. — От такого скопления людей еще пуще распространится зараза, да и до мятежа недалеко. Дам я вашему преосвященству команду из солдат Великолуцкого полка. Пошлите ее с подьячими. Только накажите, чтобы не задирались с чернью и соблюдали осторожность!

На другой день архиерей послал к Варварским воротам двенадцать солдат во главе с подпрапорщиком; за солдатами на подводе следовали двое подьячих.

Было это в четверг, 15 сентября…

Отряд явился к месту в восьмом часу вечера, когда уже совсем стемнело. Масляные плошки и смоляные факелы освещали площадь, заполненную людьми. По высоким лестницам, приставленным к воротам, то и дело взбирались люди: поставить свечку перед образом. Гнусавое пение молитв смешивалось с причитаниями, проклятиями, пьяным хохотом.

Подпрапорщик, взобравшись на подводу, закричал:

— Эй, народ! Архиерей московский преосвященный Амвросий велит вам разойтись, дабы уберечь вас самих от заразы. А ящики денежные мы казенной печатью запечатаем и повезем на сохранение.

Толпа замерла. Подьячие пошли к ящикам.

— Братцы! — раздался вдруг пронзительный крик. — Пресвятую богородицу грабят!

Очнувшись от оцепенения, толпа забурлила:

— Не пускайте их!

— Не давайте, братцы, даяния наши похитить!..

— Прочь гоните грабителей!..

— Амвросия подавай сюда, мы с ним поговорим…

— Поганый он, Амвросий. Антихрист!.. И монахи его нечестивые… От них и пошло поветрие!

Чернобородый мужик, Василий Андреев, завопил изо всей мочи:

— Бей приказных, крапивное семя! Не пускай к сундукам!..

Солдаты взяли ружья наперевес. Но толпа вмиг смяла их, отделила друг от друга. Мужики, бабы, мальчишки вырывали у солдат ружья, колотили прикладами, палками, кулаками, валили наземь, топтали. Только четверым удалось убежать, остальные, вместе с подпрапорщиком, были растерзаны.

Андреев, вскочив на опустевшую телегу, кричал:

— Православные! Слуг антихристовых мы истребили, а сам-то архиерей целехонек, в Чудовом монастыре схоронился. Пирует, блуд творит. Казну церковную расточает… Доколе нам муку терпеть, братцы?..

Кто-то поддержал:

— Айда в Кремль!

— В Кремль!.. — подхватила толпа.

Спрыгнув с телеги, Василий шепнул кузнецу Степану Аникину:

— В набат надо ударить… Пущай со всей Москвы народ сбирается!

— И то правда! — согласился Степан. — Послать кого-нибудь в Кремль, к звоннице.

— Дозволь, батя, я побегу! — взмолился аникинский Васька.

— Не осилишь, — покачал головой Степан. — Колокол велик да тяжел…

— Осилю! Не раз на колокольнях званивал. Еще ребят кликну…

— Ну беги! Только не разминуться бы нам!

— Ничего! В Кремле разыщу тебя, а коли нет, у кабака стану дожидаться, в Зарядье…

Васька кивнул двоим подросткам, стоявшим неподалеку, и все трое пустились бежать, сверкая черными пятками.

— Люди православные! — послышался возглас. — Глядите, глядите! Чудо!

Все подняли головы.

На верхней ступеньке лестницы стоял странник в лохмотьях, с котомкой за плечами. Высоко подняв факел, он осветил икону.

— Чудо! — кричал странник неистово, захлебываясь от сладостного восторга. — Ликует матушка, веселится царица небесная!.. Нас на подвиг благословляет…

В багровых отблесках мечущегося на ветру пламени казалось, будто по темному лику богородицы блуждает загадочная улыбка.

Ропот пронесся в толпе.

Люди благоговейно снимали шапки, осеняя себя крестным знамением.

Странник запел высоким, надрывным голосом:

— «Достойно есть, яко воистину блажити тя богородицу…»

Несколько мужских и женских голосов подхватило:

— «Присноблаженную и пренепорочную и матерь бога нашего…»

И тут же вдали загудели частые удары колокола.

— Набат! — воскликнул кто-то.

— Пошли, братцы! — крикнул Василий Андреев. — В гости к Амвросию!

Толпа устремилась вверх по Варварке, к Кремлевской стене.

Верстах в двадцати от Москвы Ерменева задержали на карантинном посту. На этот раз не помогла и бумага из Петербургской академии…

— Какие нынче в Москве художества! — пожал плечами офицер. — Придется вам, сударь, воротиться…

Пока Ерменев препирался с неумолимым стражем, к заставе подкатила забрызганная грязью карета. Из кареты вышел мужчина в дорожном плаще и направился в помещение гауптвахты.

Постояв некоторое время в стороне и прислушиваясь к спору, он спросил:

— Уж не господина ли Ерменева вижу я перед собой?

— Да! — откликнулся изумленный живописец. — Я точно Ерменев… А вы?

— Дайте срок, объясню. — Незнакомец протянул офицеру какой-то документ и сказал: — Господин Ерменев поедет со мной в Москву по служебной надобности.

Офицер замялся.

— Можете не опасаться! — заверил незнакомец. — Мы вместе отправимся к его превосходительству генералу Еропкину. Ежели угодно, могу подтвердить письменно.

— Было бы желательно, — сказал офицер.

Незнакомец присел к столу и набросал несколько строк на листе бумаги.

Офицер прочитал, спрятал бумагу в ящик и крикнул в окно караульному:

— Пропусти двоих с кучером!

— Долгонько же заставили вы себя дожидаться, сударь! — шутливо сказал незнакомец, когда карета тронулась.

Ерменев с удивлением поглядел на него.

— Предупрежден был письмом о вашем приезде месяца три назад, — пояснил тот. — А вас все нет да нет, словно в воду канули…

— Кто же предупредил? — еще больше удивился художник.

— Господин Баженов.

— Так он знаком вам? Позвольте же узнать, с кем имею удовольствие беседовать.

— Каржавин Федор, Васильев сын. Служу в кремлевской экспедиции архитекторским помощником второго класса.