Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

И эту заповедь Юрий запомнил накрепко.

Смертоубийственных кровавых дел, слава Богу, в его княжение почти не случалось. Мирные здесь жили люди, земли хватало всем, только трудись в поте лица, со святостью в душе, и будет достаток.

Но на чужое зажитье, случалось, и покушались.

«Правда Русская» и здесь подпирала справедливый княжеский суд. Все вины и виры были в ней перечислены. Видно, многомудрые киевские мужи писали русский закон: Коснячко, Переняг, Микифор, Чудин, Микула. Ничего не забыли!

Если скрадут княжеского коня - три гривны, а за коня смерда — две гривны, что было справедливо: разве сравнится воинский конь с пахотной лошадёнкой?

За кобылу - шестьдесят резан, за вола - гривну, за корову — сорок резан, за телёнка — пять резан, за ягнёнка и барана - ногата [28] Мелкие денежные единицы: резана - 1/50 гривны, ногата - 1/20. .

А за княжескую борть - три гривны, если выжгут или разломают.

А кто распашет полевую межу или испортит межевой знак, то за обиду двенадцать гривен.

А кто украдёт ладью, то за ладью платит тридцать резан.

А за голубя или за курицу - десять кун [29] Куна - 1/25 гривны. .

А за утку, гуся, журавля и за лебедя платит тридцать резан.

А если украдут чужого пса или ястреба, или сокола, то за обиду три гривны.

Если украдут сено, то платить девять кун, а за дрова - девять же...

О чём в «Правде Русской» не упоминалось, Юрий домысливал сам, примеряя к упомянутому. Украли однажды у боярина Фомы со двора редкую птицу - индюка, а в законе об индюке ничего не прописано. Юрий прикинул так: индюк величиной с доброго гуся будет, к тому же птица не здешняя, привозная. Назначил индюку цену вдвое против гуся - шестьдесят резан. Люди остались довольны. А судные мужи взяли на заметку княжеское решение, чтобы впредь по тому же вершить. Дополнялась «Правда Русская» своей «Правдой», ростовской.

Намекнул как-то тысяцкий Георгий Симонович, что излишне-де часто люди вовлекают в своё мелкое сутяжничество, не к лицу князю кунами да резанами свои судные решения измерять. Мимоходом так заметил, в постороннем разговоре. Но Юрий полезный совет запомнил, стал мелочные дела передоверять судным мужам.

Быстро привыкли люди, что к княжескому суду пристойно обращаться с важными делами, и реже стали докучать Юрию с пустячными жалобами.

Только разбои, порчу межевых знаков, угон воинских коней Юрий неизменно оставлял за своим судом. Это святое, это княжеское - вотчинников оберегать от недобрых людей.

На вотчинах порядок в Земле держится.

В вотчинах, как кипящая вода в крепких сосудах, замкнута простолюдинная вольница. Надтреснутый вотчинный сосуд проистекает опасными мятежами, разбоями и беззакониями. Разве одному князю со всем управиться?

А у каждого боярина-вотчинника и ратная сила своя - военные слуги и боевые холопы, и суд свой — боярский, и управители разные: тиуны, ключники, сельские и ратайные старосты. Нет нужды князю встревать самолично в вотчинные дела, если крепок вотчинник.

- Что есть Русь? - неоднократно вопрошал тысяцкий Георгий Симонович, и сам же ответствовал: — Русь есть совокупность тысяч и тысяч боярских вотчин, ветвями из княжеских кустов произраставших. Вырасти на ростовском княжеском корне крепких вотчинников, собери вокруг знамени силой или взаимным интересом, и устоит Земля перед любыми невзгодами!

Юрий кивал головой, соглашаясь.

Сам давно заметил, что в вотчинах, где сидели сильные бояре, тишина и достаток, ни разбоев не случается, ни сутяжных судных дел. Сами управляются бояре, без княжеской подмоги.

- А кто суть князь? - рассуждал тысяцкий. - Первый вотчинник! Княжеские сёла, погосты и деревни, пашни и заливные щедрые луга, заповедные леса, рыбные ловли и птичьи ловы — вот твоя княжеская вотчина, от остальной Земли отдельная, никому, кроме тебя, не подвластная. Ни великокняжеским мечникам и вирникам, ни властям ростовским сюда ходу нет. Благоустраивай свои вотчины, примысливай новые сёла. В землях и людях княжеских - твоя верная опора. Прибирай к рукам что можно...

Но тут же добавлял:

- Однако бояр не обижай, они тоже слуги твои. И горожан от излишне ревностных данщиков оберегай же, они тоже люди твои. И волостные мужики, кои к боярским вотчинам не приписаны и несут дани в княжескую казну, тоже твоя опора. Кто ратников в ростовскую тысячу присылает? То-то же, крепкие волостные мужики, люди! Каждый должен быть уверен в княжеской справедливости и заступе...

На прежние отцовские поучения накладывались новые заповеди.

«Никого не возвеличивай чрезмерно, но и не унижай без необходимости».

«Не приближай незаслуженно, но и не отринивай напрочь, если не люб тебе человек, но княжеству полезен».

«Будь выше страстей своих, ибо ты — князь!»

Так учил тысяцкий мудрому балансу княжеской власти.

Наставления тысяцкого не всегда легко соотносились с повседневными земными делами. Как, к примеру, подняться над собственными страстями и сиюминутными душевными порывами, если даже они не на пользу княжеству? Князь ведь тоже земной человек...

Юрий перебирал в памяти прошлые деяния и мысли свои и приходил к неутешительному выводу: нет, не умеет он жить отстранённо от своих страстей...

Взять, к примеру, случай с большим ростовским боярином Жирославом Иванковичем, тем самым, который первым встретил юного князя на берегу озера Неро и от имени всех горожан вручил Юрию власть над Ростовом. Шибко понравился он тогда Юрию - благородной сединой, величавостью, неподдельным радушием. Но присмотрелся Юрий к большому боярину, и растаяла личина благородного мужа. Безмерно болтливым оказался боярин Жирослав Иванкович, высокомерным, обидчивым. К месту и не к месту напоминал, что прапрадед его, основатель рода, пришёл в Русь с князем Рюриком и задолго до русских князей над Ростовом властвовал. Потому-де высокая честь быть большим ростовским боярином Жирославу как бы по наследству досталась, а не по княжеской воле.

Юрий поначалу даже терялся перед властным напором боярина, перед его непреходящей уверенностью в своей единственной правоте. Даже тысяцкий Георгий Симонович спорить с боярином опасался: добрая половина ростовских бояр с Жирославом в родне.

Мучительным стало для Юрия сидение на советах, где боярин Жирослав Иванкович говорит, говорит, нанизывает пустячные слова, как бусинки на нитку, и конца этой нитке не видно. Не остановить Жирослава Иванковича: не терпел боярин, когда его прерывали, гневно поджимал губы, негодующе тряс бородой.

Юрию стало ненавистно в боярине всё — от скрипучего голоса до внешнего обличья. Юрий подмечал со злорадством, что не достойная мужа борода у боярина Жирослава, а так - бородёнка, не в честь и украшение лица Богом данная - скорее в насмешку. Реденькой и клочковатой была у боярина бородёнка. А вот щёки у боярина ничего себе - тугие, толстые, с затылка видать...