Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

Верно, что приветливым и уступчивым был Ярополк, со всеми сильными князьями старался поладить (хотя старанья его часто были тщетными, перекатывался Киев из одной усобицы в другую!). А вот что начал ослабевать при нём весь княжеский род Мономаховичей - того в летописи не напишешь.

Большие потрясения предвидел Юрий.

Сначала вроде бы всё было мирно. В Киев явился следующий по старшинству Мономахович - Вячеслав Владимирович Туровский, и митрополит с боярами посадили его на великокняжеский стол. Ни сомнений не было, ни споров - законный наследник.

Через четыре дня по смерти Ярополка, февраля в двадцать второй день, Киев обрёл нового великого князя. Тоже смиренника, тоже миротворца и людского ласкателя.

Но одних христианских добродетелей для властелина мало. Ярополк-то хоть за своё великое княжение боролся, а Вячеслав сразу отступил, когда Всеволод Ольгович Черниговский на него пошёл, ища великого княжения. Отъехал смиренник тихонько в свой Туров, даже благодарил Ольговича, что отпустили его из Киева без вреда.

Недоумевал Юрий: не с великим войском пришёл к Киеву Всеволод Ольгович, битвы не начинал, только словесно понуждал Вячеслава да киевских мужей против него подговаривал. С чего уступать-то?

Верно говорят: смирение порой вреднее опасной дерзости?

Пятого марта, в неделю Сырную, Всеволод Ольгович беспрепятственно вошёл в Киев и был посажен на великое княжение. Шумно пировали братья нового великого князя Игорь и Святослав Ольговичи, Владимир и Изяслав Давыдовичи, примкнувший к ним Изяслав Мстиславич Владимиро-Волынский (прельстил его Всеволод обещанием после себя передать великое княжение в обход единокровных братьев и сыновей). Черниговские пришлые бояре и старые киевские мужи перемешались за пиршественным столом, сидели дружно, как единая семья. Может, и было чему радоваться нарочитой чади: перемена власти прошла без дворового разорения и кровопролития. Заздравным чашам не было конца.

А для чёрного люда выкатили на улицы бочки с хмельным питием, выставили котлы с жирной снедью, скоморохи плясали и ручных медведей водили, под воинов в берестяные шеломы обряженных. Употчевали расторопные холопы князя Всеволода Ольговича киян до полного телесного изнеможения.

Благодать, да и только!

Но почему таким хмурым и озабоченным был князь Юрий Владимирович?

Огромная тяжесть вдруг легла на его плечи.

Если братья Вячеслав и Андрей Владимировичи оказались слабыми и боязливыми, а племянники Мстиславичи — своекорыстными и изменчивыми, то только ему, князю Юрию, Богом предназначено крепко стоять за величие рода Мономахова. Да сыновьям Юрия, сердцем восприявшим дедовские и отцовские заветы.

Много лет уклонялся Юрий от большой войны, а теперь вдруг выпрямился, громогласно объявил, что вокняжения Ольговича в Киеве не допустит.

Поскакали по городам, по волостям княжеские гонцы — звать ратных людей на войну. Послушно стекались рати по княжескому зову, придвигались к черниговскому рубежу. Ждали только новгородцев, одних ростовских и суздальских полков для великого похода было мало.

В Новгород отправился боярин Василий, муж хитроумный и обольстительный.

Тут-то и обнаружилось, что единение Ростислава с посадником Якуном, с близкими ему новгородскими мужами, временное и хрупкое. Как был Якун служебником Ольговичей, так и остался. Пока князь Ростислав противостоял Мстиславичам, Якун с ним был, а как князь Юрий Владимирович против Ольговичей поднялся - отступился. Не без его стараний новгородцы отказали Юрию Владимировичу в войске.

Поход на Киев пришлось остановить.

Разгневанный Юрий послал воевод с конными дружинами - покарать непослушных новгородцев. Воеводы разорили порубежные новгородские волости и взяли Торжок.

Потом Юрий сожалел о своём неразумном гневе, не на пользу Суздалю был воеводский наезд, только во вред. Новгородцы озлились и тут же вывели из города князя Ростислава Юрьевича.

Княжил Ростислав в Новгороде четыре года и четыре месяца.

Новгородское поклонное посольство отправилось в Киев - звать на княжение Святослава Ольговича, клятвенно обещая впредь быть верными и покорными.

Переговоры с великим князем затягивались. Поначалу Всеволод Ольгович пообещал отпустить в Новгород своего брата, но выполнять обещание не торопился. Были у него относительно Новгорода какие-то другие намерения.

В Новгороде снова стало беспокойно.

Обидевшиеся на Юрия вечники поддержали было посадника Якуна, но скоро одумались, его же и стали упрекать, что Ростислава-де по его наущению из града вывели, а великокняжеской милости не дождались и что в нынешнем бескняжье Якун - единственно виноватый.

Якун спрятался на своём дворе за высоким частоколом, на улицу носа не показывал - боялся, что облают вечники или даже убьют. Без Якуна вечники и посольство в Суздаль отправили - снова звать на княжение Ростислава Юрьевича.

Может, если бы не злополучный воеводский наезд на Торжок, и вообще не пришлось бы Ростиславу из Великого Новгорода отъезжать?

Пересидел бы тихо на Городище новгородское шатанье?

А потом так дела в Новгороде повернулись, что стал Юрий задумываться: может, ошибка была не в том, что он подтолкнул вечников к выводу Ростислава из города, а в том, что снова Ростислава на новгородское беспокойное княжение отпустил?

Едва утвердился Всеволод Ольгович на великокняжеском столе, как начал давить на Мстиславичей, отринув прежние обещания и клятвы. Вознамерился он изгнать Ростислава Мстиславича из Смоленска, а Изяслава Мстиславича — из Владимира-Волынского (то-то теперь Изяслав клянёт своё легковерие, что поддался лживым посулам Ольговича и вокняжению того в Киеве немало поспособствовал!).

Вспомнил Юрий, как на последнем княжеском съезде шептал боярин Василий, указывая на Всеволода Ольговича:

- Опасайся его, княже. Коварен и злопамятен Ольгович...

Приглядывался тогда Юрий к черниговскому владетелю.

Всеволод Ольгович и по обличью был грозен. Ростом велик и вельми толст, власов на голове мало осталось, но борода широкая, мужественная; глаза под нависшими бровями колючие; не говорит - вылаивает несколько слов и высокомерно замолкает, поджимая губы. Неуютно было рядом с ним...

И это на съезде, собравшемся для строения Мира!

Теперь же великокняжеская власть у него, гордеца...

Не успели кияне опамятоваться от пиров, как Всеволод Ольгович развязал усобную войну. Потребовал от Изяслава Мстиславича, чтобы тот впустил в свой Владимир-Волынский великокняжеских наместников, а когда Изяслав отказался - послал воевод с полками. Наспех пошли воеводы, только с теми ратниками, что оказались под рукой. Больше на неожиданность надеялся Ольгович да на устрашающую весомость великокняжеского слова, чем на силу.