Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

А тут ещё новгородцы, уведав, что великий князь побил своих супротивников и благословил на новгородское княжение Святослава Ольговича, поспешили отослать князя Ростислава Юрьевича из города. Одно утешенье — и Святослав не усидел в своевольном Новгороде, отослали его вечники, а великого князя стали просить, чтобы иного князя прислал.

Тут даже великий князь растерялся, велел позвать лучших новгородских мужей и расспросить, кого же они хотят?

Пока лучшие новгородские мужи неторопливо ехали в Киев, зашевелились Мстиславичи. Случай-то какой удачный представился: ни Юрьевича, ни Ольговича вечники не пожелали!

В Киев самолично отправился Изяслав Мстиславич, стал домогаться новгородского стола для своего брата Святополка. Великий князь не решился отказать своему недавнему избавителю, отдал Святополку новгородское княжение.

Другие Ольговичи тоже не осмелились тогда Мстиславичам перечить, недавняя для них война склоняла к осторожности. Однако, негодуя на весь княжеский род Мономаховичей, они согласно напали... на князя Юрия. Хоть какое-то было для них утешенье, Юрий ведь из рода Мономахова, а Мстиславичи за него вступаться не будут - враждуют из-за Новгорода. И ведь верно рассчитали - Изяслав Мстиславич и слова в защиту Юрия не сказал.

Игорь и Святослав Ольговичи, племянники Давыдовичи со своими дружинами ворвались в суздальские волости. Нежданно пришли, через рязанские земли, многие сёла пограбили и людей попленили, пока Юрий, сидевший тогда в Ростове ради новгородского дела, подоспел со своими полками. Но было уже поздно: Ольговичи и Давыдовичи отбежали с добычей.

Проезжал Юрий по своей разорённой, опалённой пожарами земле, и снова всплывало давно задуманное, но не свершённое за иными заботами: был бы крепок рубеж на Москве-реке, не вошли бы с рязанской стороны беспрепятственно чужие рати!

Печально заканчивалось для Юрия Владимировича лето от Сотворения Мира шесть тысяч шестьсот сорок девятое [117] 1141 г. . Печальное не только разорительным набегом, но и отчуждением Юрия от других князей. И Мстиславичи были против него, и Ольговичи с Давыдовичами, а о великом князе Всеволоде и говорить нечего — давно присматривается подозрительно, боится соперничества из-за стольного Киева, хотя Юрий явно таких намерений не показывал.

Намеренно хотят отторгнуть Юрия от общих княжеских дел?

В этой опасной мысли Юрий утвердился, когда в Киеве собрался княжеский съезд. Все Ольговичи съехались, Давыдовичи, Мстиславичи, а его, Юрия, даже не позвали. Без него судили-рядили о будущих княжениях!

Потом, когда в Суздале стало доподлинно известно, о чём говорили князья на съезде, Юрий подумал: а, может, и лучше, что его не позвали? Заздравные чаши князья поднимали дружно, а как до дела дошло - издвоились. Юрий же ни к той, ни к другой стороне не прислонился и сам теперь волен выбирать, что для Суздаля полезнее.

Великий князь Всеволод Ольгович свою речь построил хитроумно, начал издалека, с Закона Русского и обычаев предков: «Братия, известно вам, что всяк своё княжение даёт сыну, как Закон Русский показует, или брату. Но великое княжение особенное, на другие княжения непохожее. Владимир Мономах своё великое княжение старшему сыну передал, и мирно всё прошло. А Мстислав брату своему Ярополку власть отдал, не получив согласия других князей. Сами ведаете, сколько зла и разорения в государстве приключилось, пока утишилось всё. Надобно будущее несогласие упредить добрым учреждением, не только ради вас самих, но и детей ваших. Если мне смерть по Божьей воле приключится, то кому быть на великом княжении? Требую вашего совета...»

Владетели гордо выпрямились, великий князь на их усмотрение будущее великого княжения оставляет! Как тут было не загордиться!

Но следующие резкие слова Всеволода развеяли высокомерное благодушие:

- А я так рассудил и определяю великое княжение брату моему Игорю, вы же целуйте мне на том крест, что сие моё завещание сохраните.

Ольговичи и Давыдовичи одобрительно загудели. Князь Вячеслав Владимирович Туровский, по обычаю своему смиренному, промолчал. Только Изяслав Мстиславич вскинулся было, упрекнул великого князя:

- Отче, ты прежде обещал мне Киев после себя отдать, а ныне отдаёшь иному?

Всеволод ответил жёстко и непререкаемо:

- Я тебе раньше обещал, а ты обещался меня как отца почитать и быть в воле моей, но обещанного не исполнил. Потому слово своё я обратно беру...

Замолчал Изяслав, не стал дальше спорить. Мстиславичи были на съезде в явном меньшинстве. Но и о согласии своём не сказали. Так и разошлись князья, не договорившись.

Назавтра снова собрал Всеволод Ольгович на своём дворе князей. Выглянул Изяслав нечаянно в оконце, а двор дружинниками Ольговичей наполнен, ворота заперты. Понятно стало Изяславу, что лишь два пути перед ним: или в согласие идти, или в крепкое заточение, а то и похуже.

Всеволод больше на законы и обычаи не ссылался, обращался только к брату Игорю, будто дело уже князья согласно решили:

- Понеже тебя по себе оставляю наследником великого княжения, чтобы сумнительства в братии не было, целуй крест на том, что тебе всю братию равно любить, никого не обидеть. Если же кто из князей кого обидит, тебе обидчика, оповестив о преступлении всю братию, умирять и унимать.

Игорь Ольгович пообещал великокняжескому завещанию следовать, в чём и роту принял.

Князьям же Всеволод строго-настрого наказывал:

- А вы, братие и сыновцы, целуйте Игорю крест о том, что каждому владеть отчиной своей, силою ни у кого из братии ничего не брать, а если что кому Игорь по своей доброй воле даст, владеть со смирением, помня о великокняжеской милости. Если великий князь позовёт для совета земского или суда, приходите беспрекословно. Чужого войска без общего совета в помощь не призывайте и сами войны не начинайте, но уповайте лишь на Божью волю и великокняжеское благословение...

Князья слушали великокняжеские речи с некоторым сомнением. Сам Всеволод подобного послушания не сумел добиться, а от брата требует? Но возражать не стали, согласились, молчаливой чередой потянулись к кресту.

Митрополит Михаил держал крест низко, склоняться пришлось владетелям, чтобы крест целовать. Изяслав и в этом усмотрел для себя унижение.

Мстиславич отъехал, как только отпустили, даже на прощальный пир не остался и запёрся в своём Переяславле.

Трещина пролегла между Мстиславичами и Ольговичами, и не замазать было её словесными клятвами. Вскоре понял это и великий князь Всеволод.

Польский король Владислав попросил помощи против своей своевольной братии. Всеволод ответил согласием и оповестил князей о походе. По первому зову явились в Киев с дружинами Игорь и Святослав Ольговичи, Изяслав Давыдович, сын Всеволода князь Святослав, а Изяслав Мстиславич к походу не присоединился, сказался больным.