Альгирдас Поцюс - Заложники

Сидящая за столом Довиле наблюдала за этой сценой. Не выдержав, она вскочила:

— Я могу засвидетельствовать, Пятрас, что эта женщина — наша соседка Вероника Стульпинене.

Услышав свое имя, Пятрас Жичкус удивленно раскрыл рот и, прищурившись, стал вглядываться в собеседницу. Оставив Веронику, милиционер медленно пересек комнату. Все замолчали, лишь было слышно, как глухо топали по полу тяжелые армейские сапоги.

Узнав наконец Довиле, Жичкус нерешительно спросил:

— Это твои родители, да?

— Разве забыл, Пятрас, что я Мажримайте? — усмехнулась учительница.

Милиционер растерянно молчал. Видно, все происходящее было для него полной неожиданностью. В это время подал голос толстый лейтенант:

— Вот какое дело, гражданин Мажримас! Даю вам два часа на сборы! Вместе с семьей вы подлежите высылке за пределы республики!

Этот страшный приговор все Мажримасы встретили довольно спокойно, поскольку мысленно уже успели смириться со своей участью. А дети даже не поняли толком, что означают эти слова. Вытаращив глазенки, они разглядывали чужих дяденек с винтовками, прижимаясь на всякий случай к родителям.

— За какие провинности, позвольте спросить? — вызывающе обратилась мать к незваным гостям. — Неужели за то, что мы всю жизнь горе мыкали, что даже летом черного хлеба досыта поесть не могли? Куда ж нам трогаться с малышами, как можно?

— Таков приказ! — строго отчеканил лейтенант. — Вы являетесь кулаками и к тому же пособничаете врагам народа!

— Это мы — кулаки?! — взорвался и отец. — Где она, наша земля? Кочки да торфяники! Забирайте ее к чертовой матери!

— Вы содержали наемных работников! — бросил еще одно обвинение краснощекий лейтенант.

— Да, когда у нас был маленький ребенок, мы нанимали работницу. Но только тогда. А так мы всегда сами управлялись, — яростно спорил отец.

— Ага, значит, все-таки использовали наемный труд?! — обрадованно воскликнул офицер.

— Да председатель сельсовета и сейчас держит наемную работницу, — вмешалась в спор мать.

— Какую еще наемную?! У него домработница. По договору.

Мажримене криво усмехнулась и махнула рукой:

— Я ребятишек растила! Мне за это советская власть орден дала! А вы меня — в Сибирь!

— Хватит препираться! Знать ничего не хочу: таков приказ! Живо собирайтесь! — сердито прервал женщину лейтенант и, сев к столу, стал заполнять какие-то бумаги.

Во время этого бесплодного разговора Пятрас Жичкус молча стоял неподалеку от Довиле, у стены. Он все еще не мог прийти в себя от неожиданности. В Кликунайской волости людей по фамилии Мажримас пруд пруди, откуда же было молодому милиционеру знать, что придется отправлять в ссылку родителей Довиле, саму девушку. С утра они получили приказ, содержание которого было известно только лейтенанту. Услышав от Мажримене про орден, Пятрас насторожился: кажется, таких велено не брать. Может, удастся все повернуть иначе?

— Эй, Мажримене! — обратился он к матери многочисленного семейства. — Что у тебя за орден-то? Покажи!

— Пожалуйста! Могу показать! — обрадованно воскликнула женщина.

— Какая власть его тебе дала? Может, зеленые, что по лесам шастают? — подняв голову, спросил сидящий у стола лейтенант.

— Та же, что и тебе! — не полезла за словом в карман Мажримене.

Она вытащила из старинного комода пеструю деревянную шкатулку и принялась перебирать ее содержимое. И нашла-таки среди стеклянных бус, четок, ржавых ключей и полуистлевших старых купюр орден «Материнская слава», а в придачу к нему и книжечку в красном картонном переплете.

Люди в военных шинелях принялись внимательно разглядывать награду. Вертели ее в руках, листали книжечку и о чем-то тихо спорили.

— …приказ… знать ничего не знаю… не мое дело… — эти слова принадлежали лейтенанту.

— …надо хорошенько разобраться… я настаиваю… Пусть начальство само скажет… — возражал Пятрас Жичкус.

Все напряженно прислушивались к их спору, ловя каждое слово. У обреченных мелькнула робкая надежда: а вдруг все обойдется?

Наконец лейтенант, повернувшись к хозяину, сердито приказал:

— Запрягай коня, Мажримас! В Кликунай съезжу!

Отец мигом засуетился, нахлобучил на голову картуз. Обретя уверенность и осознание собственной значимости, он стал растолковывать исполнителям закона:

— Самая высшая власть наградила… Это вам не шуточки! А вы вон что задумали…

— Да ведь не тебя наградили! — в сердцах перебил его лейтенант. — Поменьше болтай, лучше торопись!

Мажримас выскользнул за дверь.

Спустя немного времени из старинной крестьянской усадьбы выехал всадник и направил по раскисшей дороге коня в сторону города.

Оставшиеся в доме и во дворе люди — как охранники, так и члены семьи Мажримасов — не знали, что им делать. Солдаты шатались без дела вокруг дома, курили на лавочке под кленом, добродушно заигрывали с высыпавшими во двор ребятишками. Едва забрезжила надежда, что живущим тут людям не придется покидать родные места, как лица парней в солдатских шинелях потеплели — судя по всему, для них не было удовольствием исполнять столь суровый долг. А хозяева в это время раздумывали о другом: что ж, порадуемся тому, что все, бог даст, обойдется, но надо быть готовыми к самому худшему. Их терзали сомнения: повлияет ли на решение начальства орден, полученный всего лишь за ораву детишек? Вот почему глава дома, мать, Довиле и старшие ребята увязывали одежду и постель в огромные узлы и вытаскивали их на середину комнаты.

Пятрас Жичкус между тем томился от безделья, то выходя во двор к товарищам, то снова возвращаясь в избу. Он пытался успокоить хозяев, что все обойдется, нужно только набраться терпения и дождаться возвращения лейтенанта, однако голос его звучал не слишком уверенно. Жичкус знал — власти не любят, когда кто-то пытается расстроить их планы. Отчитают его, скажут, не мути, Жичкус, воду, лучше делай, что тебе приказано. И надо же было такому случиться! Вот это встреча! Пятрас чувствовал себя подавленно, будто он больше всех виноват в том, что случилось. За два года службы Пятрас научился неукоснительно исполнять любой приказ, ни в чем не сомневаться, поскольку все действия новой власти, безусловно, справедливы. И если людей увозят в ссылку, значит, так нужно. Этого требует классовая борьба. Такими словами им объясняли обычно все происходящее, и все оправдывали. Но вчера Пятрас Жичкус, по правде говоря, не по уставу расстроился — вывозили семью с малолетними ребятишками. Он увидел их испуганные глазенки, и у него защемило сердце. И это в то время, когда нужно было действовать с суровым видом, не выдать накатившей слабости, своими решительными, грубыми действиями показать, что эти люди враждебны ему. Вечером переполненный грузовик вернулся в Кликунай — Пятрас стоял в углу кузова с винтовкой в руках. Он ужасно устал, однако всю ночь так и не смог сомкнуть глаза. Рано утром, выпив натощак стакан чая, Пятрас опять отправился на службу, не догадываясь, что новый день принесет испытания посерьезнее прежних.