Валентин Иванов - Необычайные приключения Кукши из Домовичей. Сигурд победитель дракона. Повести древних лет

Кукша не уверен, что люди стоят такой жертвы, однако ему по сердцу великодушный сын божий, добровольно пошедший на муку. Мужества у него ничуть не меньше, чем у самого доблестного викинга, только оно у него другое. И еще Кукше нравится, что Христос учил богатых быть добрыми к бедным, а сильных — милостивыми к слабым. Кукше кажется, что он и сам всегда так думал, только не мог сказать этого словами. Правда, ему трудно понять, почему он должен подставить правую щеку, если его ударят по левой. Он привык думать, что на удар всегда следует отвечать ударом. Коли в Царьграде любой человек, даже раб, как говорит Антиох, может принять святое крещение, Кукша хотел бы это сделать, и как можно скорее. Несомненно, здешний бог могущественнее его родных богов, раз ему поклоняется столько народу.

Может быть, этот бог, который столь добр и могуществен, поможет Кукше вернуться на родину! Кукша день и ночь будет молить его об этом и станет всегда поступать так, как он велит! Ясно, что Скиф зря отказался от крещения, Кукша не повторит его ошибки.

Но здесь, в Царьграде, дело обстоит иначе, чем в стране франков, где император крестил викингов, как только они его об этом просили, здесь к крещению нужно долго готовиться, знакомясь с христианским учением. Такая подготовка называется оглашением и длится не менее двух лет.

Кукше, поскольку он раб, надо обратиться со своим делом к хозяину. Нет, Кукша может не бояться отказа, это единственное, в чем не отказывают даже рабу.

По соседству с лавкой Епифана находится мастерская, где делают восковые свечи. Оттуда доносится благоухание воска, и Кукше чудится, будто он в родных Домовичах. Погрузившись в воспоминания, он не замечает, что на него смотрит Димитрий. Наемник давно уже обнаружил у Немого странную черту — иногда Немой работает, явно не сознавая этого. По выражению его лица видно, что он где-то за тридевять земель отсюда, а здесь только его руки, выполняющие привычную работу. До сих пор руки не подводили раба, но вечно так продолжаться не может, когда-нибудь он обязательно допустит оплошность. Особенно если этому помочь. Димитрий наливает в макальню чересчур сильно остывшего сала и замирает в ожидании.

Да, Кукша сейчас не здесь, он за околицей родной деревни у костра, сложенного из ольховых и березовых дров, он помогает бортникам, добытчикам лесного меда, среди которых его отец. Бортники сваливают в котел опорожненные соты, растапливают их и выливают воск в особые низкие посудины. Когда он остывает, его выколачивают из посудин, и получаются круги воска, за которые хорошо платят заезжие купцы. Надо заботиться, чтобы воск в котел попадал чистый и не пригорал — пригоревший стоит в несколько раз дешевле.

Кукша не замечает, что за ним внимательно следит Димитрий, не замечает, что сало в макальне слишком холодное и пристает к свечам комками. Он спокойно окунает свечи в макальню и вешает их на подставку, батожок за батожком.

В Домовичах никто никогда не спрашивал купцов, куда поедет домовичский воск. Кому какое дело? А здесь в мастерской восковых свечей Кукша часто видит точно такие же круги, как те, что отливают в Домовичах. Кто знает, может быть, они оттуда и привезены?

На подставке все больше неровных свечей. Димитрий напрягся, как кошка, выслеживающая мышь. Близок час его торжества! Проклятый раб заплатит ему за все!

Кукша меж тем начинает обрезать готовые свечи о горячий лист меди. Запах воска будит тоску о доме и порождает мысли о побеге. Но куда бежать? Ведь он даже не знает, в какой стороне его родина. Судя по царьградскому солнцу, можно догадываться, что она лежит на полночь от Царьграда. Впрочем, даже если бы он и знал туда дорогу, все равно у него ничего не вышло бы, ведь, как говорил Антиох, на всех дорогах полно стражников. Нет, о побеге нечего и думать. Недаром его здесь никто не стережет.

— Где были твои глаза, скотина? — вдруг слышит Кукша. Голос Димитрия исполнен негодования. Как же, ведь на подставке полно некрасивых свечей, за которые хозяин его не похвалит!

От неожиданности Кукша вздрагивает, батожок, покрытый застывшим салом, выскальзывает у него из рук, свечи падают на горячую медь и мгновенно оплавляются почти наполовину. Кукша проворно поднимает уроненный батожок, но поздно — полтора десятка свечей пропали.

Димитрий тут как тут. Он вырывает у Кукши из рук батожок, переводит гневный взгляд с испорченных свечей на Кукшу. Его душит справедливый гнев, он размахивается и бьет Кукшу по лицу связкой горячих оплавленных свечей. Кукша не успевает защититься, удар обжигает ему щеку, левую щеку.

Димитрий бьет Кукшу по лицу связкой горячих, оплавленных свечей .

Если верить Антиоху, Кукша должен теперь подставить правую. Но на это он все-таки не способен, он готов сделать многое из того, что велит распятый бог, только не это. Наверно, сейчас он навсегда лишится его помощи, и не видать ему родины как своих ушей. Что поделаешь, значит, не судьба!

Кукша выхватывает из котла медный черпак на длинной деревянной ручке. Димитрий испуганно следит за его действиями. Кукше плевать, что перед ним, рабом, свободный, полноправный гражданин Византийской империи. Хоть бы это был хозяин Епифан или даже сам царь, все равно бы он получил свое! Димитрий закрывает голову, и удар приходится на руки. Удар столь силен, что Димитрий со стоном валится наземь.

Кукше не известно, что делают в Царьграде с рабами, поднимающими руку на свободного. Антиох ему про это ничего не рассказывал. Но если бы Кукша взглянул сейчас на Антиоха, он увидел бы ужас в глазах старого раба, увидел бы, что Антиоха бьет дрожь, что старик пытается что-то сказать и не может. По всему этому Кукша мог бы заключить, что ему нечего ждать пощады. Однако он ничего не видит. Ноздри у него раздуваются, как у загнанного коня. Пощады он, впрочем, не ждет. Помешкав мгновение, он швыряет черпак и бросается в пеструю шумную толпу.

Уже много дней Кукша бродит по городу, не решаясь ни с кем заговорить и не отвечая, если к нему обращаются. Ночует он то в нише какого-нибудь здания, то в углу крытого портика вместе с городскими оборванцами или бродячими псами, которые увеличивают собой несметные толпы царьградских нищих. Он предпочитает улицы, расположенные подальше от храма святой Софии, там лавка Епифана, там он скорее наткнется на кого-нибудь, кто его знает. Но и вдали от святой Софии ему постоянно мерещится, будто кто-то посмотрел на него чересчур внимательно.