Пьер Леметр - Горизонт в огне [litres]

Он вернулся назад, постучал в дверь «Сарразена», официант открыл, Шарль хотел убедиться, что на его имя нет сообщений. Нет, ничего, все давно горели желанием идти спать.

Шарль был очень подавлен. Альфонс уже спрашивал его секретарей «со всем уважением», есть ли новости. Его не заботило то, что придется опровергать свои слова перед молодым человеком, но то, что будущее его дочерей снова окажется под угрозой, до смерти его печалило.

– А вот и ты!

Почему-то Ортанс всегда держала в печи миску горячего супа, – возможно, ее далекие предки были крестьянами.

– Как насчет…

– Не доставай меня со своим супом!

Шарль повесил шляпу, оттолкнул жену, которая вечно «путалась под ногами», вошел в свою спальню и хлопнул дверью. Ночью он так и не сомкнул глаз, то избирали Брийара, то не предлагали быть в комиссии даже на вторых ролях, то исход выборов был неожиданным, его побили, прополоскали, выжали и выкинули на улицу…

Он проснулся весь в поту около четырех утра и все остальное время разглядывал трещины на потолке. Вышел из своей комнаты около семи часов, девочки вставали около одиннадцати, в доме было запрещено шуметь.

Ортанс в гостиной выпрямилась, как только увидела мужа, и с необыкновенной гордостью улыбнулась ему:

– Как спалось, заинька?

Шарль даже не ответил.

– А, вот, вчера вечером…

Ортанс протянула ему письмо. Пришедшее по пневмопочте накануне вечером, в восемь.

– Ты был такой разбитый, я не хотела докучать тебе работой.

Так Шарль Перикур узнал, что его избрали председателем парламентской комиссии по борьбе с налоговым мошенничеством.

Гюстав прибыл в мастерскую почти на рассвете. Больше для успокоения нервов, чем ради того, чтобы сделать что-то. Он провел некоторое время, разговаривая с уборщиком, в очередной раз выслушал про поездку Париж – Мант в «Blue Train Special», жаль, что у этого типа двести слов словарного запаса, «потрясающе» и «чертовски быстро», «обалдеть!», «чудо просто!»… Какой болван, если бы он прокатился на Восточном экспрессе, то и тогда сказал бы то же самое.

На самом деле Робер видел ее только однажды, эту чертову машину. И довольно издалека, она просто проезжала мимо по улице. Когда Жубер заговаривал о ней, ему приходилось ломать голову, что бы такое еще придумать…

Ему очень нравилась работа в авиамастерской. Уборка велась по ночам, что позволяло ему трахать Леонс рано утром и ходить на скачки днем. В исследовательских бюро наверху убирала девушка. Ему достался первый этаж, цехи и склады. Жубер настаивал: «Здесь мы делаем высокоточную работу. Я хочу пространство чистое, как новый пятак». Робер очень поверхностно проходился метлой, пыль оседала под станками. Быстро пару раз махнув туда-сюда шваброй, он выливал на пол целые бутыли моющего средства, чтобы запах распространился повсюду, – с первого взгляда все действительно казалось безупречным. Так что Робер большей частью играл в карты с ночными охранниками, коротая время до утра, в ожидании прибытия персонала.

Чтобы обмануть ожидание и успокоить нервы, Жубер поднялся на второй этаж и стал осматривать мастерскую.

Мир промышленности гораздо более жесток, чем финансовый. Когда он управлял банком Перикуров, на сотрудников тоже давили, их тоже увольняли, отказывали в повышении зарплаты и ускоряли темп работы, но все происходило по-тихому, никаких криков в коридорах, и дверями не хлопали. Когда выставляли какую-нибудь машинистку, можно было услышать ее рыдания в туалете, такие пустяки быстро забывались, все переключались на что-то другое без труда и особых усилий. На производстве все было совсем иначе, все происходило на глазах у всех. Неудачи, которые посыпались за последние несколько недель, не остались тайной, все бригады говорили лишь о них, что отразилось на общем настроении и спираль начала разворачиваться в неправильном направлении.

Пожар, вспыхнувший в «Лефевр-Штрудаль», сначала сильно ударил по Жуберу.

Поджог, заключила полиция. Дальше расследование не продвинулось.

Этот поставщик, обеспечивавший более половины торгового оборота «Меканик Жубер», сразу же отправил рабочих в отпуск за свой счет и отменил все заказы. Форс-мажорные обстоятельства, Жубер ничего не мог поделать, финансы дали течь.

Турбореактивный двигатель находился еще в стадии разработки, бюджет уже трещал по швам, пришлось договариваться о прибавке в двести тысяч франков, а технические происшествия не прекращались, из-за этого срок откладывали на неделю-две, все затягивалось, и график, и бюджет.

Насколько Робер ненавидел работу, настолько же он обожал саботаж. Он справедливо приписывал себе авторство некоторых, возникших после открытия осложнений. Он таких насчитывал пять, и каждое из них задержало производство на несколько дней. Последняя диверсия заключалась в том, что он бросил три наперстка пыли в резервуар. Пыль осела на дно бака, как спящая рыба. Когда его заполнили, она поднялась. Это вызвало огромные помехи в проведении испытаний, запланированных на конец недели. Еще четыре потерянных дня.

– Саботаж? – спросил Жубер.

Слово, засевшее у него в голове, теперь преследовало его. В это время международной напряженности и подозрительности оно пугало всех. Жубер вел счет происшествиям… Здесь, в этой мастерской, теперь столько сотрудников, как уследить за всеми? Специалист по жидкостям немедленно отреагировал:

– Саботаж? Да нет, господин Жубер! А чего вы хотите, мы фильтруем, фильтруем, и все равно попадают загрязнения.

Он считал, что на этот раз их было многовато, но ничего не сказал, потому что сам отвечал за фильтрацию и не хотел, чтобы в этом стали копаться.

И словно этих трудностей было мало, стало очевидно: выбранный ими вариант радиального компрессора совершенно не подходит.

Исследования показали, что только у осевого компрессора при условии замены профиля лопаток будет достаточная производительность. Такой вывод не отбрасывал их к исходной точке графика, но разом откладывал сроки почти на полгода…

На этой новости терпение «Французского Возрождения» было исчерпано, и они решили прийти с… проверкой. Всего-то. Делегация из пяти человек, которая потребовала выдать для ознакомления бухгалтерские книги, графики работ, счета, расходные материалы, личные дела работников, Жубер не верил своим ушам, это напоминало налоговую инстанцию! Он создал это предприятие, он душа этого движения, а его проверяли, как недобросовестного налогоплательщика!

Лобжуа очень серьезно отнесся к своей роли проверяющего.

– Эти сто двадцать тысяч франков, скажи мне, Гюстав, откуда они?

– Перевод от моей компании на счет мастерской, которой требовались дополнительные субсидии…