Александр Прозоров - Месть княгини Софьи [litres]

– Приказывай, Дмитрий Юрьевич! – повел плечами князь Тверской.

– Возвращайся домой, Борис Александрович, – ответил Дмитрий Шемяка. – Спасибо тебе за отклик быстрый да за дружбу верную. Бог даст, я тебе за сие когда-нибудь добром отплачу.

– А как же ты, княже? – не понял его союзник.

– Я тоже поеду. Домой, в Углич.

– Но как же… – совсем растерялся тверской князь. – Как же трон, Москва, как земля русская?!

– Прости, Борис Александрович, но в старые добрые времена я дал клятву своему отцу никогда не искать трона брата своего Василия Васильевича. И сверх того, я приносил ему присягу на верность и целовал меч. Поэтому я не стану воевать против своего брата, – объяснил Дмитрий Шемяка. – Раз Василий Васильевич возвращается домой, так тому и быть.

– Но он же ведет ордынские толпы!

– Он – Великий князь, – пожал плечами Дмитрий Юрьевич. – Как можно сражаться с тем, кому поклялся в повиновении? Я никогда не нарушаю своих клятв, Борис Александрович. Сие есть грех большой. Нехорошо.

– Значит, в Углич к себе поедешь? Книжки читать?

– Да, Борис Александрович, – согласился князь Шемяка. – Поеду домой, читать книжки. Такова воля богов…

Двадцать первого октября тысяча четыреста сорок пятого года князь Дмитрий Юрьевич, без спешки закончив начатые государственные дела, собрал необходимые пожитки и вместе со своею свитой, двором и дружиной отъехал обратно на Волгу, в богатый, торговый Углич, имеющий к тому же большую и прочную крепость.

Двадцать шестого октября, под звон колоколов и гул набата в распахнутые ворота древней Москвы въехал Великий князь Василий Васильевич – верхом на чалом скакуне, одетый в прочную кольчугу, с кривой саблей на левом боку. Следом, высоко неся над собою татарские бунчуки с волчьими и конскими хвостами, с трезубцами и красными шерстяными кисточками, въезжала тяжелая многочисленная конница – в черных и коричневых халатах с нашитыми на них пластинами и без, с пиками, украшенными цветными ленточками под тонким коротким острием, с колчанами на холках коней и щитами на их крупах, в кожаных штанах и войлочных цветастых сапожках.

Непобедимая ордынская армия впервые в своей истории смогла-таки войти на мощенные дубовыми плашками улицы упрямой и неуступчивой русской столицы…

11 февраля 1446 года. Углич, княжеские палаты

После обеда князь Дмитрий Юрьевич, как всегда, сел почитать у печи.

Зная о сем увлечении правителя, истопники никогда не грели печь ввечеру или утром, а разжигали аккурат к концу обеда, не прикрывая дверцы. Правитель, допив сыто, приходил сюда, вытягивал ноги к пляшущим языкам пламени, разворачивал очередной берестяной свиток. Свет из окна через его плечо падал на текст, и…

«…войдя в избу, увидел могучий Святогор лежащую на столе в светелке бабу – лысую, еле дышащую и всю покрытую струпьями. Стало ему жалко сию мученицу. Вытянул богатырь из ножен могучий меч-кладенец, ударил несчастную клинком в самое сердце, кинул рядом рубль на похороны почившей страдалицы и вышел вон [34] Хотите верьте, хотите нет, но это сказание о большой и светлой любви. Даю подсказку: жена Святогора имела на груди шрам от меча над самым сердцем. …»

За дверьми вдруг послышался стук, шум, громкий гомон. Ненадолго затих, потом вдруг снова усилился.

Дмитрий Юрьевич поднял голову, посмотрел на створку, вздохнул и громко крикнул:

– Да ладно уже, входите! Кто там еще?!

Дверь открылась, в жарко натопленную комнату вошел князь Воротынский в пышной собольей шубе, местами еще присыпанной снегом, склонил голову:

– Доброго тебе дня, государь.

– Что?! Опять?! – не удержался от возгласа Дмитрий Шемяка. – Войны же вроде как нет никакой!

– Иной покой хуже всякой напасти, Дмитрий Юрьевич! – посетовал Петр Михайлович. – Василий Васильевич из Орды со многими беками да эмирами всякими возвернулся, места и кормления татарам сим раздавать начал, подати дополнительные требовать. Сами сии наместники тоже и земли, и мельницы, и доходы выплатами да пошлинами обложили, дань требуют, ако с побежденных, старшинства нашего не чтут, подчинения своей Орде басурманской требуют да выплат царю казанскому… Знамо, не стерпели люди, поднялись. Князья Тверской и Можайский дружины исполчили, Шуйские также примкнули да Ряпушинские…

– Я не стану воевать со своим братом, – покачал головой князь Дмитрий. – Я не нарушаю своих обещаний!

– Не стерпев позора страшного, каковой Василий навел на русскую землю, повязал его люд честный и в Троицком монастыре суд боярский над ним учинил, – рассказал Петр Михайлович. – Он более нам не государь! Отвергли его города и веси, отвергли волхвы, князья и бояре. Не надобно тебе с братом двоюродным спорить! Тебе надлежит лишь трон свободный занять. Ибо ты средь князей живущих самый старший по происхождению выходишь.

– Сие возвышение все равно на измену зело похоже, княже, – усомнился Шемяка.

– Твое право на стол московский, Дмитрий Юрьевич, все от мала до велика во всех краях земли русской признают, – вкрадчиво ответил князь Воротынский. – Коли откажешься, средь прочих бояр опять споры за старшинство начнутся, смута, усобицы… Нечто таковой судьбы ты для державы нашей желаешь?

Дмитрий Шемяка криво усмехнулся и бросил книжку в пламя печи.

– Зачем же так-то, княже?! – удивился гость. – Нечто я тебя чем-то прогневал?

– Четвертый раз читаю, Петр Михайлович, ничего не изменилось, – ответил князь Дмитрий. – Надоело. Таких книжонок во всех лавках по пять свитков на рубль продают, чего их жалеть?

– Ну, коли так, государь… Тогда да, – согласился князь Воротынский.

– Раз войны нет, то и спешить некуда, – решил Дмитрий Юрьевич. – Завтра поутру поскачем. Сегодня же после баньки я тебя стану потчевать. Осетриной заливной, сладкой, с клюквой, изюмом и яблоками! Гость ты мне али не гость?

Великий князь Дмитрий Юрьевич въехал в столицу четырнадцатого февраля. На сей раз его встречали, как положено: и звоном колоколов, и пением горнов, и огромной радостной толпой, каковая кричала государю здравицы, бросала в него просо и цветные атласные ленточки. И было совершенно непонятно – для чего собралась огромная рать из полков тверских, можайских, угличских, костромских, клинских, белозерских и еще многих, многих других? Ведь ясно, что восшествию на престол последнего из Юрьевичей никто препятствовать не собирался! Даже ордынцев, рассаженных Василием Васильевичем по разным местам, русские бояре и смерды погнали в три шеи, едва токмо пришла весть, что имя Великого князя их всех более не прикрывает.

Однако Шемяка сразу нашел, как воспользоваться тем, что собралось много ратных людей, и повел собравшиеся дружины на восток, к Нижнему Новгороду.