Хэмптон Сайдз - Царство льда [litres]

Беннетт обещал Эмме, что не пожалеет сил и средств, чтобы найти ее мужа. Для него полярная проблема была сродни оживленному теннисному матчу – она казалась ему увлекательным спортом, бодрящим испытанием, интересной игрой. Он не сомневался, что все будет в порядке. А если нет, таков был риск. Он не мог представить более почетной гибели, чем гибель во имя исследования – во имя страны, во имя флота, во имя науки. И само собой, во имя «Геральд». «Геральд» для меня все, – сказал он однажды репортеру. – Человек – ничто».

Но к концу 1881 года даже Беннетт начинал подозревать, что с «Жаннеттой» случилось непоправимое. Он смирился с мыслью, что корабль затонул и давно покоился на дне морском. Что же до судьбы Делонга и остальных моряков, Джеймс Гордон Беннетт не терял оптимизма. Он телеграфировал Эмме из Парижа:

Не бойтесь за мужа и его отважную команду. Если правительство из скупости откажется снаряжать еще одну экспедицию, я отправлю ее за свой счет, даже если на это уйдет все до последнего доллара. Хотелось бы мне передать Вам свою уверенность в благополучии «Жаннетты».

Пока Найндеман и Норос шагали по ленским пустошам, на них тяжким грузом опускалась сибирская зима. Ночи становились все холоднее, температура колебалась в районе двадцати градусов ниже нуля. Порой казалось, что только постоянное движение спасает их от гибели. Звуки стали ломкими. Влага на лицах превратилась в ледяную корку. Снег скрипел под ногами. Холод стал практически осязаемым и молча лишал дельту жизни, как огонь лишает комнату кислорода. В самые холодные ночные часы облачка пара, вырывавшиеся у них изо рта, замерзали на лету и опадали серебристыми каплями, которые, если верить коренным жителям этих мест, издавали тихое позвякивание, называемое «шепотом звезд». Впоследствии рекордно низкая для Северного полушария температура, минус 67 градусов по Цельсию, будет зафиксирована на советской погодной станции к востоку от Лены.

Найндеман и Норос шли ровно и упорно, но к этому моменту слишком ослабели, чтобы ускорить шаг. В среднем они проходили около тринадцати миль в день. Норос кашлял кровью и подумывал о самоубийстве. В худшие моменты лишь мысли о семье, которая ждала его в городке Фолл-Ривер в штате Массачусетс, не давали ему лишить себя жизни.

Большая часть их пути казалась сном: дни слились в единую белую массу, в которой было лишь несколько мгновений пугающей ясности. Сверкающие глаза полярной совы. Старые нарты, которые они сломали на дрова. Погребенный в ящике на холме местный житель. Без конца кружащий в небе черный ворон.

Единственным ориентиром, который выдавался над бесконечной равниной, был скалистый остров, словно застрявший посреди Лены. Массивный утес назывался просто – остров Столб. В ясную погоду его было видно за сотни миль. Арктическая атмосфера преломляла его силуэт, из-за чего остров Столб принимал множество причудливых форм: порой он напоминал парящую над долиной крепость, порой кита, а порой спину гигантского доисторического зверя. Какую бы форму он ни принимал, Найндеман и Норос ориентировались на него, шагая все дальше на юг.

Палаток у них не было, поэтому каждый вечер они забивались в норы, подобно животным. Они спали в естественных пещерах на берегу реки, у подножия утесов, под старой плоскодонкой, брошенной на льду, и в вырытых в снегу берлогах.

Питались они как попало. Однажды Найндеман подстрелил белую куропатку, типичную для Арктики. В другой раз он поймал лемминга, и они поджарили маленького грызуна на костре, даже не выпотрошив тушку. Они заваривали чай из корней полярной ивы. В один из дней они обнаружили на берегу реки несколько рыбьих голов. Остаток времени им приходилось жевать подошвы сапог и обрывки штанов из тюленьей кожи, которые предварительно размачивали в воде и коптили на огне, чтобы сделать съедобнее.

Через неделю после начала пути они так ослабели, что зачастую не могли идти вперед против ветра. Почти потеряв надежду, вечером 19 октября они наткнулись на несколько хижин в местечке Булкур. Моряки разожгли в одной из них огонь и провалились в сон. За десять дней, которые прошли с момента прощания с Делонгом, они преодолели 129 миль.

На следующий день в одной из соседних хижин среди потрепанных сетей они нашли большое количество сушеной рыбы, которая по консистенции напоминала опилки. Почти безвкусная, эта рыба была заготовлена не для еды – из нее получали ламповое масло, которое вытапливали из рыбьей плоти. Не обращая внимания на синюю плесень, Найндеман и Норос с жадностью набросились на рыбу и принялись запихивать ее в рот. Вскоре им стало плохо, а на следующий день их поразила сильная диарея. В стуле были кровавые выделения – моряки решили, что заболели дизентерией. Несмотря на это, они продолжили есть рыбу, полагая, что полный желудок стоит любой боли.

Около полудня 22 октября они услышали возле хижины странный свистящий звук. Им показалось, что над ними пролетает большая стая гусей. Обезумев от голода, они уже не верили своим ушам. Найндеман открыл дверь и заметил какое-то движение, а затем разглядел голову и рога оленя. Схватив винтовку, он принялся ее заряжать, но тут дверь распахнулась. На пороге стоял якут в теплых мехах, а за ним виднелись нарты, запряженные целой упряжкой оленей, которые фыркали и били копытами по снегу.

Якут был поражен увидеть двух грязных, полумертвых чужаков в своей родовой хижине в Булкуре. Найндеман и Норос при виде гостя расплакались от счастья, ведь они уже 809 дней не встречали людей, помимо товарищей по команде «Жаннетты».

Найндеман бросился приветствовать якута. Увидев винтовку в руках моряка, тот испугался, упал на колени, поднял руки и взмолился, чтобы Найндеман не стрелял. Отбросив винтовку в угол, Найндеман знаком пригласил якута внутрь. Тот нерешительно потоптался на пороге, но затем все же вошел, когда Найндеман предложил ему рыбу. Изучив заплесневелую рыбную кашу, якут, которого звали Иван, покачал головой и жестами объяснил, что такое в пищу не годится.

Заметив, как поношены сапоги Найндемана, Иван подошел к нартам, вытащил новую пару оленьих унтов и преподнес ее в качестве подарка. Найндеман поблагодарил его, а затем на пару с Норосом принялся неистово жестикулировать, пытаясь объяснить якуту, что они не одни, что еще одиннадцать человек до сих пор бедствуют где-то на севере. Все было тщетно – Иван, похоже, не понимал, что они пытаются сказать. Он объяснил, что ему пора ехать, и показал четыре пальца. Найндеман решил, что это означает, что он вернется через четыре часа или четыре дня – сказать наверняка он не мог. Усевшись в нарты, Иван подстегнул оленей и поехал на запад, вдоль реки. Через несколько минут его и след простыл.