Хэмптон Сайдз - Царство льда [litres]

«Если бы Алексей вернулся с пустыми руками, нам пришлось бы съесть беднягу Лодыря».

Каждую ночь моряки поддерживали сигнальный костер возле хижины. Черный флаг развевался на ветру. Но за ними никто не приходил. Следы, кому бы они ни принадлежали, вскоре скрылись под снегом. Делонг не мог отделаться от чувства, что за ним следят, но шпионы не спешили себя обнаруживать. Его предположение, что другие выжившие с «Жаннетты» прочесывают дельту в их поисках, потеряло всякий смысл. «Не могу понять, – писал он, – если остальные спаслись, почему они нас не ищут?»

Последние несколько дней за отрядом Делонга действительно следили – это не было игрой его воображения. Неделей ранее двое охотников-якутов из деревни Зимовьелях наткнулись на следы отряда, оставшиеся на снегу. Несколько дней охотники шли по этим следам и добрались до двух хижин, где останавливались американцы. Там они обнаружили свежие угли и старый винчестер, который оставил Делонг. Забрав винтовку, охотники еще несколько дней шли по следу моряков.

Но затем остановились. Издалека изучив незнакомцев, якуты начали подозревать, что это «контрабандисты», как они выразились впоследствии: преступники и воры. Якуты испугались, что стоит им обнаружить себя, как эти грязные, волосатые иностранцы сразу же их убьют. Они тихо вернулись в свою деревню, которая находилась почти в сотне миль к юго-востоку на берегу одного из рукавов Лены.

Даже живя в хижине, Делонг не переставал строить планы на дальнейший путь. Изучив ландшафт, он пришел к выводу, что добраться до селения Сагастыр – если оно вообще существовало – можно, только переправившись на другой берег реки, возле которой стояла их хижина. Но сказать было гораздо проще, чем сделать: здесь река достигала пятисот ярдов в ширину. Нужно было либо смастерить крепкий плот, либо дождаться, пока лед станет крепче, чтобы пересечь реку пешком.

Пока что лед был слишком тонок, и моряки не могли идти вперед. Делонг писал: «Неприятно чувствовать, что ты оказался в ловушке».

Другой проблемой оставался Эрихсен. Сумеет ли он пройти еще хоть немного? Сможет ли Найндеман смастерить сани-носилки, чтобы перевезти его по льду через реку и понести дальше по тундре? В ходе второй процедуры Эмблер отрезал датчанину еще несколько пальцев и теперь полагал, что придется ампутировать обе ступни. Заметив, что его пациент страдает от тризма челюсти, доктор предположил, что вскоре у Эрихсена разовьется лихорадка, которая «сведет его в могилу». Эрихсен часто бредил и по ночам бессвязно бормотал на датском, мешая спать остальным морякам. «Он слаб, постоянно бредит, – писал Делонг, – и без конца говорит, стоит ему только закрыть глаза… создавая ужасный аккомпанемент жалким условиям нашего существования». Эмблер сказал Делонгу, что, «если Эрихсен очень скоро не получит должный уход и лечение, которые возможны лишь при длительной остановке в деревне, его жизнь находится в опасности».

Делонг оказался перед ужасным выбором. Ему казалось, что жизнь Эрихсена и жизни остальных моряков теперь лежали на разных чашах весов. «Если мы пойдем дальше, – писал Делонг, – вероятно, он долго не протянет; если же я решу остаться здесь, Эрихсен проживет немного дольше, но мы рискуем умереть с голоду. Настал переломный момент». В конце концов Делонг доверился инстинктам, которые твердили ему никого не бросать. Как бы ни было трудно, капитан решил нести Эрихсена дальше.

Утром 1 октября – через 111 дней после гибели «Жаннетты» – Делонг рассудил, что лед на реке достаточно крепок, чтобы попробовать перебраться на другой берег. В записке, которую он оставил в хижине, значилось, что они «не боятся будущего» и что один из них серьезно болен и «в результате обморожения ему пришлось ампутировать пальцы на ногах».

Осторожно ступая по покрытой льдом реке, они рассредоточились, чтобы распределить свой вес равномерно. И все же лед трещал при каждом шаге. Иногда из-под ног моряков расходились пугающие зигзагообразные трещины. Привязав Эрихсена к сделанным из двух корявых жердей саням, они тащили бредящего инвалида на нескольких веревках, растянутых таким образом, чтобы сани оставались достаточно далеко и не создавали избыточной нагрузки на лед.

В конце концов они добрались до другого берега, собрались вместе и начали чудовищно тяжелый переход. Они преодолели более двенадцати миль по невообразимому ландшафту, таща за собой «сани» с бедным Эрихсеном, которые подпрыгивали на каждой кочке. Они шли по пустошам еще целых два дня, но двигались очень медленно. В какой-то момент они увидели на снегу человеческие следы и шли по ним большую часть дня, пока они не пропали. Делонг начал понимать, что они не приближались к Сагастыру, который, видимо, был просто «мифом».

Капитан решил, что его карта «совершенно бесполезна». «Мне следует и дальше двигаться на юг, – писал он, – надеясь, что Бог выведет меня к поселению, поскольку я уже давно понял, что справиться сами мы не в состоянии». Рельеф был невероятно сложен – Делонг не видел никакой логики в запутанном лабиринте тундры. «Меня весьма озадачивало, что реки сужались до тонких прожилок льда, – писал капитан, – и произвольно извивались. Наши скитания отнимали много сил и времени. Нет смысла отрицать, мы очень слабы».

Делонг понимал, что в таком состоянии ему лучше бросить тяжелые судовые журналы и дневники, но не мог заставить себя сделать это – ему казалось, что они ценнее жизни. «Пока я в состоянии идти, – сказал он, – бумаги останутся со мной». Он мог спрятать их в тайнике и отметить место башней из плавникового леса, но понимал, что они находятся в пойме Лены, а следовательно, все записи будут уничтожены при весеннем разливе.

Коллинз громче всех протестовал против необходимости нести тяжелые книги. В собственном дневнике он жаловался на «судовые журналы и т. п., которые были для моряков тяжкой ношей». Но к этому моменту ирландец кипел от негодования и возмущался всеми аспектами «подхода Делонга к руководству», сравнивая капитана с «пиявкой», которая «высасывает все наши шансы на спасение». Он сообщил нескольким морякам, с которыми у него установились доверительные отношения, что ведет дневник событий – очевидно, в открытую критикуя Делонга, – который носит в кармане пальто. В случае если с ним что-то случится, он попросил передать дневник редактору «Геральд» Беннетту в Нью-Йорк.

Алексей по-прежнему ходил на охоту, но удача не сопутствовала ему. Последние запасы пеммикана подошли к концу, теперь моряки голодали. У капитана не оставалось выбора. 3 октября он отдал Айверсону приказ, и тот отвел Лодыря подальше от лагеря, выстрелил ему в голову, после чего разделал тушу и содрал с нее кожу. «Когда жаркое было готово, – написал Делонг, – все с жадностью набросились на него, за исключением нас с доктором. Для нас эта мешанина была тошнотворна». Жаркое приготовили из головы, сердца, почек и печени. «Некоторым, – сказал Найндеман, – это было не важно».