Хэмптон Сайдз - Царство льда [litres]

Эмблер прописал Даненхауэру укол ртутного препарата в ягодицу – таким в то время было стандартное, пускай и сомнительное, лечение сифилиса, которое давало бесчисленные вредные побочные эффекты. Чтобы облегчить боль, Эмблер наложил на глаз больного компресс, пропитанный раствором опиума. Он также закапал в глаз Даненхауэру небольшую дозу атропина, чтобы расширить зрачок. Его план заключался в том, чтобы не позволять зрачку сужаться, не давая радужке коснуться хрусталика. Если же капли не помогут, Эмблер понимал, что придется оперировать и вынимать из глаза рубцовую ткань, пока радужка и хрусталик не слились в единый шрам.

По словам Эмблера, некоторое время глаз Даненхауэра не мог выносить никакой свет – даже пламя свечи и лунное сияние. Эмблер велел штурману носить затемненные снежные очки и тщательно закрывать проблемный глаз. Каюта Даненхауэра и так напоминала гробницу, но теперь окно полагалось завесить брезентом. Ему предписывалось прекратить любые навигационные и астрономические наблюдения. С этого дня Даненхауэр не должен был покидать своей пещеры.

Казалось, судовой врач приговорил его к неопределенному сроку одиночного заключения. Однако Эмблер пообещал Даненхауэру, что не скажет Делонгу о сифилисе, по крайней мере пока. Эмблер отчитался перед капитаном и сообщил ему, что Даненхауэру выписан больничный, поскольку у него «отказал» левый глаз. Не упоминая о венерическом заболевании, Эмблер проинформировал Делонга, что штурман может на один глаз ослепнуть.

Эти новости шокировали Делонга. Он очень переживал за своего друга и коллегу. «Теперь он отрезан от нашей жизни, – писал он, – и мы ничего не можем с этим поделать. Нам остается лишь время от времени навещать его и беседовать с ним в темноте. Однако он не теряет присутствия духа. Обладая сильной волей, он решил смириться с ситуацией и бороться с болезнью».

Рождественское утро было темным и мрачным. Завывал ветер, было так холодно, что стягивающие болты и металлические крепления по всему кораблю потрескивали в балках. Заснувшая в снегу собака за ночь так крепко примерзла ко льду, что ее пришлось откапывать лопатой. Провести измерения не получилось, поскольку линзы приборов не очищались от инея. Во внутренних помещениях корабля долго накапливавшийся конденсат осел на стенах, потолках, изголовьях коек и всех остальных поверхностях.

«Это самый тоскливый день моей жизни, – писал Делонг, – и он явно прошел в самой тоскливой части света». Тем рождественским утром он чувствовал, что праздновать ему нечего. Он не знал, что в ту самую неделю Военно-морское министерство в Вашингтоне повысило его в звании до капитан-лейтенанта. Подумав об Эмме и Сильвии и домашнем уюте, он с трудом заставил себя встать с кровати.

Настроение Делонга несколько поднялось, когда на корму поднялись несколько матросов, которые принесли с собой меню, тайком напечатанное на маленьком печатном станке «Жаннетты». Рождественский обед был назначен на три часа, а после него была обещана развлекательная программа. Когда Делонг прочитал роскошное меню, у него потекли слюнки.

Жюльен

Пряный лосось

Арктическая индейка (жареный тюлень)

Холодная ветчина

Консервированный зеленый горошек

Сакоташ

Макароны с сыром и помидорами

Английский консервированный сливовый пудинг с холодным соусом

Пирог

Мускатные финики, инжир, миндаль, фундук, английские грецкие орехи, изюм, конфеты-ассорти прямой поставки из Франции

Светлый херес

Лондонский стаут

Французский шоколад и кофе

Галеты

Сигары

Затертый во льдах, 72 градуса северной широты.

Рождественский обед оказался удивительно хорош – у многих моряков на глазах даже выступили слезы. По завершении трапезы предложили тост, и каждый, по словам Делонга, сделал глоток-другой «прекрасного коктейля», который Мелвилл смешал из ирландского виски и нескольких секретных ингредиентов. После обеда Алексей сплясал традиционный танец Аляски, а затем начались простые танцы под народную скрипку Адольфа Дресслера и аккордеон Альберта Кюне. Праздничная атмосфера обладала целебным эффектом. Была лишь одна печаль – Коллинз на обед не явился. Он угрюмо сидел в своей каюте. После неудачи с лампами Эдисона Коллинз не на шутку захандрил. В этот день он был особенно не в настроении для веселья.

Но морякам каким-то образом удалось убедить его заняться организацией песенного вечера для встречи Нового года. Коллинзу понравилась эта идея. Он решил поставить целое представление, написать сценарий всех номеров и сопроводительный текст, намереваясь основательно сдобрить его своими лучшими каламбурами.

В полночь 31 декабря часовой громко зазвонил в корабельный колокол, возвещая о наступлении нового года. Офицеры и матросы собрались на шканцах и крикнули ура «Жаннетте». Следующим утром один из матросов раздал всем отпечатанные программки, в которых сообщалось о вечернем представлении «Прославленных менестрелей «Жаннетты»». Среди прочего были обещаны оркестровая увертюра, соло на скрипке, джига в исполнении энергичного моряка Джека Коула и «оригинальный комический номер всемирно известного Анегина с Великого Северо-Запада».

В половине девятого тем вечером все собрались в рубке, где была устроена сцена. Висел занавес, светильники служили огнями рампы, все вокруг было украшено флагами. В задней части рубки устроился Даненхауэр, левый глаз которого был надежно закрыт толстой повязкой. Коллинз начал представление с пролога, в котором зачитал несколько «головоломных загадок». Все они были составлены по принципу его излюбленных каламбуров, но товарищи по команде так обрадовались его возвращению в общество, что никто не стал возражать.

«Чем, – спрашивал Коллинз, – эта стойка похожа на мистера Джеймса Гордона Беннетта?»

Чем же?

«Тем, что она поддерживает корабль».

«А почему у «Жаннетты» никогда не кончится топливо?»

«Потому что у нас Коул на борту!» [4] Фамилия созвучна с англ. coal – уголь. – Прим. пер.

Не обращая внимания на хохот, Коллинз продолжал в том же духе и в конце концов озвучил загадку или стишок про каждого члена команды. Затем началось настоящее представление – с песнями, сценками и танцами. Действия перемежались «мимическими интерлюдиями» – немыми сценами, в которых актеры изображали «матросов, оплакивающих павшего товарища» (здесь два моряка трагично смотрели на пустую бутылку из-под бренди), и «старую добрую королеву Анну» (ею был Анегин, одетый в женское платье). Выступления были глупыми, а актеры неопытными, но программа всем понравилась. Делонг заметил, что скрипичное соло Кюне оказалось «довольно неплохим, особенно учитывая тот факт, что моряцкое ремесло не щадит нежных пальцев музыканта». А Сэм и Чарльз Тонг-Синг исполнили кантонскую балладу, а затем сцепились в притворной драке на ножах. После этого, по словам Делонга, «мистер Коул с судейской важностью сплясал нам джигу».