Хэмптон Сайдз - Царство льда [litres]

Затем она ударила по корпусу, пробила дыру в правом фальшборте и забросала палубу блестящими осколками. Корабль содрогнулся и накренился. Всех тряхнуло. Кому-то попало ледяными зарядами в лицо. И все же расправа была хоть и ужасной, но недолгой: уже через несколько секунд лед начал трескаться по другую сторону корабля, словно под ним проплывало какое-то здоровенное чудище. Все замолчали. Тишину нарушали лишь визги испуганных собак.

«Жаннетта» чудом избежала смертельных повреждений. «С кораблем сейчас все в порядке, – писал Ньюкомб, – но неизвестно, надолго ли. Я собрал рюкзак и подготовил ружье, чтобы покинуть его по первому требованию и уйти… бог знает куда». Мелвилл был поражен, что «Жаннетта» выстояла. «Ее время еще не пришло, – заметил он и высоко оценил проделанную на верфи Мар-Айленд работу. – Мощные бейфуты выдержали давление».

Подобно прощеным грешникам, моряки с энтузиазмом приступили к починке корабля. «Матросы пели и шутили, демонстрируя немалую выдержку, – писал Мелвилл, – при этом очищая палубы ото льда и отталкивая крупные осколки, которые давили на легкие фальшборта. Дисциплина в команде была выше всех похвал».

Делонгу спасение «Жаннетты» показалось ниспосланным свыше. «Паковый лед не место для корабля. Я всем сердцем желаю, чтобы мы как можно скорее из него выбрались. Но только конченый атеист не увидит божественного вмешательства в таких удивительных избавлениях».

К концу ноября лед наконец-то встал. 2 декабря Делонг счел, что снова можно спать спокойно. «Сегодня я собираюсь раздеться перед сном», – написал он, готовясь к роскоши, которой был лишен целых три недели. Впрочем, он все равно страдал от бессонницы и во время ледяной блокады вряд ли хоть час проспал, не просыпаясь.

Теперь он взял в привычку перед сном спускаться на лед. Эти полуночные прогулки доставляли ему удовольствие. Только во время них он мог остаться один и погрузиться в размышления. Он укутывался в меха, раскуривал пенковую трубку и бродил вокруг корабля по чистому льду, за кучами мусора и горами золы. В холодном свете луны и звезд закованная во льды «Жаннетта» казалась «вышедшей из сказки». В сотне ярдов от корабля «открывался вид самой дикой и самой жуткой красоты». «Величественная тишина» заставляла человека «почувствовать, как он жалок и ничтожен в сравнении с такими грандиозными творениями природы». Гуляя, Делонг часто видел полярные сияния, метеоритные дожди, лунные гало и удивительные ложные луны. Однажды ночью на льдах неподалеку от «Жаннетты» плясал таинственный шар света – он моргал и пульсировал, разгорался и затухал, полностью гас, а затем вспыхивал ярче прежнего, чтобы потанцевать еще немного.

«Полагаю, это одна из самых прекрасных ночей, которые я видел в жизни, – написал Делонг после одной из прогулок. – На небе ни облачка, ярко сияет луна и мерцают звезды. Воздух совершенно спокоен, и ничто не нарушает очарования момента. Корабль стоит живописно. Провода тянутся к треноге и к обсерватории, кое-где снег примят и покрыт ледяной коркой – там спали собаки. Силуэт «Жаннетты» очень четок на фоне неба. Все ванты и реи покрыты толстым слоем снега и инея – зрелище просто великолепно».

Но затем Делонг одернул себя, словно устыдившись этих дифирамбов. «Я начинаю их, но не могу закончить, – написал он. – Я словно знаю песню, но никогда не помню слов. Эти поэтические описания мне не даются».

Как только «Жаннетту» затерло во льдах, Делонг начал беспокоиться о психическом состоянии Даненхауэра. Капитан полагал, что многочисленные ужасы льда, меланхолия полярной тьмы и граничащий с клаустрофобией страх, который может постичь любого живущего в условиях заточения, представляют собой превосходный инкубатор безумия. В связи с этим Делонг присматривал за Даненхауэром, опасаясь, что депрессия штурмана – его «расстроенный разум» и «психические проблемы» – могут вернуться.

Пока что этого не произошло. Делонг был донельзя доволен и впечатлен своим штурманом. Даненхауэр вместе с Чиппом и Мелвиллом стал одним из столпов экспедиции. Он был энергичен и трудолюбив и обладал отличным чувством юмора. Частенько по вечерам они задерживались в кают-компании, курили, смеялись, изучали карты и проводили собственные арктические семинары. Вообще-то Даненхауэр даже подбадривал Делонга. «Его стараниями мы не предавались хандре, – писал Делонг. – Мы все его высоко ценим. И все же есть в нем что-то такое, что я никак не могу разгадать. Я не могу заставить себя безоговорочно ему доверять, как бы мне того ни хотелось».

Единственной медицинской проблемой Даненхауэра пока что оставалось раздражение левого глаза. У него, очевидно, развился конъюнктивит, из-за которого глаз щипало и жгло. Сначала доктор Эмблер не придал этому значения. Штурман так много работал за скудно освещенным столом, всматриваясь в морские карты, производя расчеты и проверяя показания приборов, что возникновение проблем со зрением казалось неизбежным. Строго говоря, пока корабль оставался во льдах, работы у штурмана почти не было, но Даненхауэр постоянно вел наблюдения, чтобы определить точное положение «Жаннетты», одновременно продвигаясь к решению более важных научных вопросов, стоящих перед экспедицией. По словам Делонга, Даненхауэр так много времени посвящал учебе, что «казалось, будто книги готовы сбежать вместе с ним». Все сходились во мнении, что штурману стоит сделать передышку и дать глазам отдохнуть.

Но через несколько недель состояние Даненхауэра ухудшилось. Боль стала такой сильной, что он лишился способности здраво рассуждать. Снова осмотрев его, доктор Эмблер заметил, что у него что-то не в порядке с радужкой. Она казалась воспаленной и «вялой» и приняла странный оттенок – более или менее похожий на цвет грязи. Из глаза сочилась вязкая жидкость.

В конце декабря Эмблер решил проверить всю медицинскую историю Даненхауэра. После длительных расспросов штурман признался, что однажды страдал от венерического заболевания, но полагал, что его вылечили. Доктор Эмблер сказал, что это не так, и поставил ему диагноз «сифилитический ирит». Это был довольно типичный симптом вторичного сифилиса. Сифилис был странной и коварной болезнью, которая проявлялась в бесконечных недугах тела и разума. Часто он маскировался под другую болезнь и делал это так успешно, что врачи даже назвали его великим имитатором. Эмблер уже видел и лечил сифилитический ирит. Этот недуг мог быть весьма серьезным. Даненхауэр вполне мог ослепнуть на левый глаз – ему надлежало быть исключительно осторожным или же полагаться на счастливый случай. Кроме того, оставалась вероятность, что ирит поразит и правый глаз.