Шэрон Пенман - Королевский выкуп. Последний рубеж

– Я не прошу тебя сделать это для меня или Джона. И даже не для Джоанны. Сделай это ради отца. Как ты знаешь, Гарри нежно любил Джоанну. Не дай его дочери умереть с мыслью, что она проклята.

Жофф вскинулся, но не обиженно, и у Алиеноры появилась надежда. Помня, что пасынок не из тех, на кого можно давить, она хранила молчание, пока тот обдумывал это очень личное обращение.

– Если ты в самом деле уверена, что граф Тулузский дал бы свое согласие, – произнес он наконец, – то я не вижу вреда в том, чтобы удовлетворить желание леди Джоанны. Но сомневаюсь, что архиепископ Руанский посмотрит на это таким же образом. Желаешь, чтобы я с ним поговорил?

– Очень любезно с твоей стороны, но в этом нет необходимости, – поспешила ответить Алиенора, поскольку никогда не замечала в Жоффе способности убеждать.

Его нетерпение и недостаток такта неизменно раздражали тех, кого он пытался склонить на свою сторону. Королева понимала, что возражения архиепископа Готье следует преодолеть, но держала в уме более красноречивого адвоката, нежели Жофф.

– Воистину Провидение привело тебя в Руан сейчас, когда сестра Ричарда в тебе так нуждается, милорд архиепископ.

Губерт Вальтер мрачно кивнул, молчаливо оценив это ее «сестра Ричарда». Ему незачем напоминать, сколь многим он обязан Львиному Сердцу, но он не винил Алиенору, что та ради дочери готова использовать любое оружие.

– Это причиняет мне невыразимое горе. Я с огромным уважением отношусь к твоей дочери.

И будучи вежливым, как это положено, одновременно ответ был совершенно искренним – за время их пребывания в Святой земле церковник проникся расположением к великодушной сестре короля.

– Если позволишь говорить начистоту, милорд Губерт, то моей дочери требуется нечто большее, чем соболезнования. Ей нужна твоя помощь.

– И она ее непременно получит, – ответил он с такой готовностью, что Алиенора на мгновение прикрыла глаза, благодаря Ричарда за то, что сделал этого человека архиепископом Кентерберийским. – Не представляю, какая угроза может быть для церкви от исполнения просьбы женщины на смертном одре, желающей почтить Всевышнего и сестер Фонтевро. Но некоторые из моих собратьев цепляются за канонические законы как солдаты за шлюх – с великим энтузиазмом. Чтобы преодолеть сомнения архиепископа Готье, нам потребуется убедительный довод.

У Алиеноры он был.

– Скажи ему, что желание Джоанны принять святые обеты возникло после видения. Благословенная Дева Мария явилась ей во сне и велела, что сделать. Моя дочь не может не исполнить этот священный наказ.

Губерт снова кивнул, потом ответил с едва заметной улыбкой:

– Да, это должно помочь.

Выйдя на лестницу, ведущую вверх, к опочивальне Джоанны, Алиенора резко остановилась, заметив укрывшуюся в тени пару. На миг сквозь ее изнеможение пробился гнев при мысли, что кто-то из дам Джоанны устраивает здесь свидания в то самое время, когда их госпожа умирает. Но потом она поняла – это Морган обнимает рыдающую на его плече Мариам, и вдруг испугалась, что опоздала.

Они обернулись на звук шагов. Несмотря на то, что в темноте невозможно было разглядеть лицо, они почувствовали ее страдание, и Морган поспешно сказал:

– Нет, государыня, нет. Твоя дочь все еще жива.

Мариам выскользнула из объятий Моргана.

– Это все письма, – приглушенно от рыданий сказала она. – Тебе о них известно, мадам? Она продиктовала письма для мужа и для королевы Беренгарии. Сегодня она хотела написать еще два… своим сыну и дочери, чтобы, когда подрастут, они могли прочесть и понять… – Фрейлина подавила рыдание. – Я подумала, что ее дети никогда не узнают мать, не узнают, как она их любила… Я не могу этого вынести.

В ее голосе звучало огромное горе, и Алиенора вспомнила, что Мариам тоже лишилась матери в раннем детстве.

Она на миг коснулась ее руки.

– Идемте со мной, – сказала она. – У меня есть новость для дочери, вы оба тоже захотите ее услышать.

По мере того как отмеренный ей срок истекал, Джоанна все больше и чаще спала. Иногда сны дарили ей утешение. Она скакала по улицам Тулузы бок о бок с Раймундом, подхватывала Раймундета, когда тот, смеясь, выбирался из чана для купания. Она снова стояла на палубе корабля и смотрела на появляющуюся на горизонте Мессину, видела флот в гавани, и на каждой мачте развевался красно-золотой стяг ее брата. Иногда сны несли только ужас, предвкушение того, что ждало ее после смерти: озера пламени, реки кипящей крови, видения, полные огня и серы, знакомые по проповедям священников, твердивших о муках ада, где страдания бесконечны и нет надежды на милосердие, поскольку там нет Бога.

Последний сон был из хороших, он вернул ее в детство, в Пуатье и на Сицилию. Однако, открыв глаза, она увидела склонившуюся над кроватью Алиенору и обрадовалась пробуждению. Молодая женщина понимала, что висит на краю пропасти, и только мать может спасти ее от падения в бездну.

– Матушка?

– Совет состоялся, Джоанна. Они согласились нарушить канонический закон и позволить тебе принять святые обеты сестры Фонтевро.

– Правда? Ты меня не обманываешь, мама?

– Нет, дорогая, я не стала бы лгать. Архиепископ Кентерберийский убедил их, сказал, что ты благословлена видением, исполняешь повеление Господа, и не им препятствовать Его воле.

За четыре месяца после смерти Ричарда Джоанна пролила больше слез, чем за всю свою взрослую жизнь. Но теперь это было другие слезы, выражавшие благодарность за самый драгоценный подарок, какой она когда-либо получала – спасение души.

– Спасибо, матушка! – Она теперь легко уставала и вскоре снова уснула. Но на этот раз уснула с улыбкой.

– Что будет с моим ребенком?

Этого вопроса Алиенора ждала и боялась. Джоанна и раньше заговаривала о бедственном положении своего малыша, но страх вечного проклятия нависал над ней, как грозовая туча, скрывающая за собой небо. Теперь, больше не боясь за себя, она стала сильнее страшиться за дитя в своем чреве.

Касаться этого вопроса не хотелось не только Алиеноре. Мастер Жерваз, ее врач, неожиданно проявил интерес к псалтырю, лежавшему на столике. Жослен, капеллан Джоанны, принялся перебирать подвязанные к поясу четки. Обе повитухи, дама Кларисса и дама Берта хранили молчание. Ни один из приближенных графини не проронил ни слова, потому как не хотел обсуждать самую спорную из доктрин Церкви – о том, что некрещенным младенцам закрыт путь в Царствие Небесное.

Конечно, Джоанна знала – эта тень нависала над каждой роженицей. Всем известно, что младенцы, умершие до крещения, не могут быть похоронены в освященной земле. Мало какие городские кладбища не обрамляли маленькие убогие холмики, насыпанные в стороне от могил, заброшенные и жалкие. Но величайшее горе родителям причиняло сознание, что их мертвые дети обречены на забвение в лимбе [21] Лимб ( лат . limbus – рубеж, край, предел) – термин, использовавшийся в средневековом католическом богословии и обозначавший состояние или место пребывания не попавших в рай душ, не являющееся адом или чистилищем. и никогда не предстанут пред лицом Господа.