Шэрон Пенман - Королевский выкуп. Капкан для крестоносца

Джон продолжал ворчать на мерзкую валлийскую погоду, и Дюран уже не мог делать вид, что не замечает. Ему, как рыцарю ближней дружины Джона, приходилось выполнять самые разные поручения – от вполне естественных до таких, в каких стыдно признаться на исповеди. Помимо прочего ему полагалось развлекать лорда, когда это необходимо, помогать принцу прогнать скуку, даже если это означало просиживать бесконечные часы за игрой в шахматы или в зары, слушать нытье Джона о жизни, о женщинах, и о том, как нечестно обошелся с ним отец. Когда речь заходила о Генрихе, принц всегда оправдывался, подчас насмерть утомляя Дюрана объяснениями, что у него не было другого выбора, как покинуть умирающего родителя, и что любой другой на его месте поступил бы так же. Рыцарь знал, что немногим дано видеть эту сторону Джона, потому как доверие оного было не так-то легко заслужить. Но с де Керзоном он делился некоторыми своими секретами, будучи уверен, что они останутся между ними. Чего принц не знал, так это что у Дюрана есть собственные тайны.

Джон не отходил от окна, не обращая внимания на холодный сырой воздух, врывающийся в комнату.

– Если так и продолжится, скоро нам придется строить ковчег.

Дюран решил, что пора поддержать разговор, иначе принц расценит это как невнимание с его стороны.

– Говорят, что у многих валлийцев ноги с перепонками на пальцах.

Это замечание вызвало непредвиденный интерес у Урсулы.

– Правда? – Когда мужчины усмехнулись, она сердито нахмурилась и постаралась прикрыть промах грубостью. – Это похоже на тот вздор, в который ты так веришь, Дюран.

– Это еще что, моя госпожа, – отозвался рыцарь. – Кое-кто утверждает, что у англичан растут длинные хвосты, но мне так и не выдалось случая проверить истину этих слухов. Впрочем, постой-ка – ты ведь родилась в Англии, разве нет? И наверняка видела больше голых англичан, нежели доводилось мне. Был у кого-нибудь хвост?

– Я скажу тебе, Дюран, чьего английского хвоста тебе никогда не увидеть – моего.

Джон отвернулся, явно заинтересовавшись их обменом колкостями.

– Ну же, детишки, – заявил он назидательным тоном родителя, усмиряющего разбаловавшихся отпрысков.

Но когда в дверь постучали, они напрочь забыли об игре. Джон стремительным шагом пошел открывать дверь. Пришел один из его воинов, Жоффруа Лутрелл, неся в руках запечатанное письмо. Джон выхватил его, небрежным кивком отпустил Жоффруа, затем поспешил к масляной лампе, чтобы прочесть. Лутрелл помедлил немного и метнул в адрес Дюрана враждебный взгляд. Де Керзон знал о том, что прочие рыцари недовольны его стремительным сближением с Джоном. Ему доводилось слышать ворчание про «выскочку, вообразившего себя невесть кем» – намек на происхождение Дюрана, остававшееся, как и его прошлое, загадкой. Пару дней назад он вошел в зал как раз в ту минуту, когда один из рыцарей презрительно обозвал его «ручным волчонком графа». Поняв, что Керзон слышал, собеседники притихли, потому как при всем нежелании признавать сей факт, было в Дюране нечто, что внушало нежелание связываться с ним. Но он только рассмеялся вслух, потому что не был ни ручным, ни волчонком, и даже Джону не принадлежал. Его хозяйкой была Алиенора.

– Это от Гуго де Нонана, – сообщил Джон и бросил письмо на стол. – Он ничего не слышал про Ричарда. И какого дьявола нужно было слать гонца через половину Уэльса, только чтобы сообщить мне про это?

Похоже было, что Джон говорит правду, но Дюран решил постараться позднее прочитать письмо, просто чтобы убедиться. Епископ Ковентрийский – тип скользкий как угорь, и хотя покуда он провозгласил себя сторонником Джона, вполне мог, по мнению Керзона, спрыгнуть с корабля, если Ричард объявится вдруг живым, здоровым и полным желания поквитаться с теми, кто слишком легко поверил в распускаемые Джоном слухи о его смерти.

– Не желаешь ли продолжить игру, милорд? – спросил он, указывая на шахматную доску.

Джон посмотрел на вырезанные из слоновой кости фигуры, явно прикидывая шансы на победу. Он во многих смыслах не походил на своих братьев. Темноволосый среди семейства рыжих, неудачник среди любимцев судьбы, имеющий за плечами целую летопись просчетов и ошибок. В семнадцать он опрометчиво напал на принадлежащую Ричарду Аквитанию – причиной были брошенные в гневе слова Генриха, что Джон получит Аквитанию, если сможет отобрать ее у брата. Джон не смог. В восемнадцать, когда отец впервые дал ему самостоятельное правление в Ирландии, Джона ждал полный крах. Ему удалось невозможное – объединить против себя ирландцев и норманнских поселенцев. Зато время, когда следовало предать отца, он рассчитал очень удачно, и заключил сепаратный мир с Ричардом и Филиппом еще при жизни родителя. А первые проблески таланта политика проявил, организовав падение канцлера Ричарда, Гийома де Лоншана. Дюран полагал, что канцлер сам вырыл себе яму благодаря алчности и высокомерию, но отмечал, как блестяще провел Джон кампанию, закончившуюся опалой и высылкой Лоншана. До сей поры принц не проявлял своих блестящих качеств в стремлении узурпировать трон брата, но месяцы, проведенные рыцарем в обществе младшего отпрыска Алиеноры, дали ему понять, что недооценка талантов Джона будет ошибкой.

Ответ, что партия может подождать, не удивил Дюрана – ему удалось поставить соперника в непростое положение, а уж в одном Джон весьма походил на прочих членов семьи: ненавидел проигрывать.

– Я еще нужен тебе, милорд? – осведомился Дюран, надеясь, что сможет улизнуть.

Но тут снова постучали в дверь. Жоффруа вернулся и на этот раз привел покрытого дорожной грязью и усталого гонца.

– Милорд, этот человек утверждает, что прибыл от короля французского со срочным посланием, и просит выслушать его немедленно.

Жоффруа огорчился, когда Джон услал его прежде, чем дал слово гонцу, тогда как Дюрану разрешили остаться. Курьер опустился перед принцем на колено и протянул пергаментный свиток, перетянутый тесьмой и запечатанный восковой печатью с оттиском перстня Филиппа. Но на что Джон по-настоящему внимательно смотрел, так это на кольцо на пальце у посланца. На нем горел аметист, ограненный восьмиугольниками. То был тайный знак, что гонец действительно прибыл от французского государя.

Джон и раньше получал письма от Филиппа, но ни одно из них не сопровождалось собственным перстнем монарха. Отослав курьера прочь, принц взломал печать. Дюран внимательно смотрел, как он читает письмо, а услышав, как Джон резко втянул воздух, не смог удержаться.

– Ну? – воскликнул рыцарь. – Вести дурные или добрые?

Джон смотрел на письмо так, будто не мог поверить в прочитанное. Когда он поднял голову, то впервые на памяти Дюрана сбросил с лица маску правителя и благодаря этому показался вдруг моложе своих двадцати шести.