Шэрон Пенман - Королевский выкуп. Капкан для крестоносца

Ее пытливый взгляд переместился с князей церкви на баронов королевства. Гамелен де Варенн приходился Ричарду сводным братом – он был незаконнорожденным сыном Жоффруа Анжуйского. Генрих отлично ладил с родичем, подыскал ему в жены богатую наследницу, принесшую в приданое графство, и Алиенора решила, что может рассчитывать на его преданность Ричарду. О Вильгельме д’Обиньи она никогда не была высокого мнения. Хотя графство Арундель было важным, его хозяин сам по себе значил мало. Рэндольф де Бландевиль был внуком женщины, бывшей некогда ее близкой подругой – графини Честерской Мод, а стало быть, приходился Ричарду двоюродным братом. А еще он был мужем бывшей снохи Алиеноры, Констанции Бретонской. Их брак стал плодом стараний Генриха, а также, если верить молве, союзом взаимной ненависти. Граф был молод, всего двадцать три, и пока не играл заметной роли в государственных делах. Он не принял крест вместе с Ричардом и не был причастен к свержению королевского канцлера Гийома де Лоншана. Но обширные земельные владения по обе стороны Пролива превращали его в крупного магната, а следовательно в фигуру, за которой стоит приглядывать.

На мгновение ее взгляд задержался на бароне, сидящем по правую руку от графа. Подобно Честеру, он был юн и низкоросл. Но Роберту Бомону, графу Лестерскому, не было нужды что-либо доказывать, поскольку он был ближайшим соратником ее сына в Святой земле, и только сам Ричард да Андре де Шовиньи снискали бόльшую славу своими крестоносными подвигами. Ей с трудом удалось убедить графа, что он окажет Ричарду большую услугу здесь, обороняя его владения, поскольку Роберт так же, как и Андре, стремился поехать в Германию. За внешним спокойствием тлело скрытое напряжение, и Алиенора разделяла его чувства, ибо и сама готова была обрушить гнев и ярость на презренных, бессовестных людишек, удерживающих в неволе ее сына.

Когда все расселись, совет начался с молитвы: вельможи обращались к Всевышнему с просьбой сохранить короля и поспешествовать скорому его возвращению в родную державу. Затем встал архиепископ Руанский:

– С сожалением вынужден сообщить, что у нас нет новых известий о нашем господине короле: ни о его местонахождении, ни о состоянии здоровья. Зато я могу сообщить вам то, что мы узнали о действиях графа Мортенского. Видимо, он прослышал о пленении короля одновременно с нами, потому как вскоре отплыл из Уэльса. Высадившись в Барфлере, принц призвал к себе Вильгельма Фиц-Ральфа, сенешаля Нормандии, и прочих норманнских лордов. – Прелат посмотрел на графа Лестерского. – Ты присутствовал на том собрании, милорд. Ты поведаешь совету то, о чем рассказывал королеве и мне?

Юный граф встал, кивнул сначала Алиеноре, затем архиепископу.

– Граф Джон заявил, что король Ричард мертв и потребовал, чтобы мы признали его, Джона, законным наследником английского престола. Мы отказались, разумеется. Он сильно разгневался и предупредил, что не станет защищать нас от французского короля, если мы не исполним его веления.

Лестера, похоже, не слишком пугали угрозы Джона, но Алиенора знала, что не все будут такими же стойкими. Многие побоятся противоречить тому, кто станет их королем, если Ричард умрет или останется в заточении.

– Нам известно, – продолжил архиепископ, – что затем граф Джон поскакал прямиком ко двору французского короля в Париж. Они с Филиппом явно заключили некий пакт. Детали этой дьявольской сделки нам покуда неизвестны, но мы с уверенностью можем предположить, что она направлена во вред нашему государю.

Алиенора не стала вставать, но вскинутой руки хватило, чтобы привлечь внимание к ней.

– Я получила весточку от моей дочери, королевы Сицилийской, – сказала она, возвысив голос, чтобы все в зале слышали. – Она пишет, что когда новость о невзгодах короля достигла папского престола, в Риме находился епископ Солсберийский. И епископ Губерт немедленно отправился в Германию. Епископ Батский тоже пребывал в Риме и нанес визит моей дочери и королеве, супруге моего сына, и заверил их, что сей же день едет к императорскому двору ходатайствовать за короля. Его мать приходится Генриху кузиной, и прелат надеется, что родственные связи откроют ему доступ к уху императора.

Алиенора понимала, что ей не удалось полностью изгнать скепсис из своего голоса, но питала мало надежды на Саварика Фиц-Гелдвина, еще одного беззастенчивого искателя собственной выгоды.

Годфри де Ласи, епископ Винчестерский, взял слово следующим.

– Госпожа, милорд архиепископ. Есть ли какие-нибудь известия от его святейшества папы?

Готье де Кутанс издал звук, напоминающий вздох:

– Нет, милорд епископ. Пока нет.

Повисшая вслед за этим скупым ответом тишина красноречиво говорила о том, что все не решались высказать вслух. Немного погодя архиепископ принялся разглагольствовать о необходимости защиты владений Ричарда в его отсутствие. Постановили, что по всему государству следует потребовать принести клятву верности Ричарду и принять меры по защите портов. Затем члены совета перешли к рассмотрению вопроса о выкупе за короля, хотя дискуссия была расплывчатой, так как никто не знал, какая будет запрошена сумма. И наконец выбрали двоих, кому поручалось поехать в Германию и разыскать короля. Ими стали аббаты цистерцианских обителей в Боксли и в Робертсбридже.

Алиенора не знала ни одного из настоятелей, но оба, похоже, восприняли это достойное Геракла поручение как честь, а не как кару, и это приободрило королеву. Радовало также возмущение, царившее в зале. Она не сомневалась, что общественное мнение по всему христианскому миру будет на стороне Ричарда, возможно даже во Франции и в Германии. Не сомневалась королева и в том, что общественное мнение не имеет совершенно никакого значения для Генриха фон Гогенштауфена.

Солар был погружен в темноту, если не считать приглушенного света от плавающих в масляных лампах фитилей да мерцания углей в жаровне, не слишком помогавшей прогнать царивший в палате холод. Холод Вильгельм Маршал с течением лет чувствовал все острее: теперь ему было пятьдесят семь, и юность осталась далеко позади. Он поплотнее запахнул плащ и сделал еще глоток вина, продолжая наблюдать за королевой и графом Лестерским. Разговор между этими двумя шел уже несколько часов. Вернее, говорил граф, а королева слушала. Сам Уилл внимал вполуха, поскольку уже был знаком с историями Лестера. Зато Алиенора слушала очень внимательно, поскольку речь шла о пребывании Ричарда в Святой земле. Граф рассказывал ей о человеке, которого мать не могла знать: о военачальнике, о солдате, о Львином Сердце. Уилл думал, что этот интерес со стороны Алиеноры вполне естественен. Но наблюдая, как она ловит каждое слово Лестера, он понял, что королева собирает воспоминания о сыне, копит их на случай, если тот не вернется из немецкого плена. И это его невыразимо опечалило.