Шэрон Пенман - Королевский выкуп. Капкан для крестоносца

Когда тот преклонил колено, государыня подалась вперед. В каждой линии ее тела читалось напряжение.

– Ты разыскал в Париже Дюрана?

– Да, мадам. – Мужчина страшился этого момента, зная, какую боль ему предстоит причинить ей. – Не добрые доставил я новости, госпожа.

– Добрых я и не ожидала. – Дав ему знак сесть, королева ровным голосом продолжила: – Поведай мне о том, что узнал при французском дворе, Джастин.

– Дюран смог сообщить мне подробности договора между графом Джоном и французским монархом. Джон приносит Филиппу оммаж за Нормандию и прочие владения короля Ричарда, которые тот держит от французской короны. Соглашается развестись с нынешней женой и сочетаться с сестрой Филиппа Алисой. Уступает замок Жизор и отказывается от всяких претензий на Вексен. Взамен французский король обещает сделать все от него зависящее, чтобы обеспечить английский трон за графом Джоном и оказывает ему помощь во вторжении в Англию.

Пока Джастин говорил, он старался не отводить взора, но едва закончив, потупил глаза – его слова были прямым обвинением в измене человека, который как-никак был ее плотью и кровью, плодом ее чрева.

Лицо Алиеноры пряталось за королевской маской, не выражая ничего. Она поблагодарила Джастина, затем отправила его вниз, в большой зал, сказав, что стюард позаботится насчет ужина и удобного ночлега. Когда он повернулся, государыня снова опустилась в кресло, и вид у нее был такой утомленный, что у Маршала защемило сердце. На миг его взгляд встретился с взглядом человека королевы, и они без слов обменялись посланием, полным гнева и тревоги. Никто из служивших Алиеноре не хотел быть свидетелем ее страданий и никто не желал видеть графа Джона на английском троне.

Юстициар ожидал, что его тоже отпустят и удивился, услышав ее негромкий приказ:

– Я хочу, Уилл, чтобы ты еще немного задержался.

– Разумеется, мадам.

Когда дверь тихонько закрылась, Маршал сел рядом с Алиенорой. Он не знал, что сказать, чем утешить ее. Он пытался представить, каково приходилось бы ему, если бы его два маленьких сына выросли и пошли друг против друга. Да, именно так, наверное, выглядит ад. Не найдя слов, Уилл успокоился, заметив, что она их и не ждет. Королева искала утешения, просто будучи в его обществе. И они длительное время сидели и молчали, а тем временем ночь вступала в свои права.

Снегопад начала марта припорошил внутренний двор Дюрнштейнского замка, и в лучах полуденного солнца снежинки блестели, как сделанные из хрусталя. Хадмар фон Кюнринг остановился посмотреть, как два его сына с радостным визгом играют в снежки. Но когда он двинулся дальше к башне, в которой держали английского короля, улыбка министериала померкла, потому как ему предстояло сообщить узнику дурную весть.

Едва ступив на лестницу, он услышал громкие голоса, доносящиеся из комнаты Ричарда. Встревоженный, министериал ускорил шаг, перепрыгивая через две ступеньки зараз. Он распахнул дверь и замер при открывшемся его глазам зрелище. Ричард и Эберхард, добродушный юноша с ежиком на голове, здоровяк на полголовы выше остальных стражей, сидели друг напротив друга за столом и боролись на руках, а прочие караульные столпились вокруг и криками подбадривали соревнующихся. Заметив застывшего на пороге Хадмара, воины стихли и подались назад от стола. Ричарда происходящее, похоже, забавляло, а вот Эберхард покраснел, как свекла, и вскочил так стремительно, что опрокинул стул.

Было несколько случаев, когда Хадмар прерывал то, что выглядело как урок языка: Ричард указывал на разные предметы, а стражи говорили, как это называется по-немецки. Против этого рыцарь не возражал, но вот борьба на руках выглядела на его вкус слишком вольной забавой, и он уже принял решение поручить Эберхарду другие обязанности, когда вспомнил, что его вскоре и самого освободят от роли тюремщика английского монарха.

Ричард встал и добродушно хлопнул Эберхарда по плечу. Стражник глуповато осклабился, но затем спохватился и, волнуясь, высказал надежду, не сердится ли на него лорд. Хадмар отмахнулся от оправданий и посмотрел на узника с ироничной полуулыбкой.

– Спасибо, что не пытаешься разлагать дисциплину среди моих людей, – сказал он.

– Надо же нам как-то коротать время. Парни страдают от скуки ничуть не меньше меня. – Ричард указал на освободившийся стул жестом, насмешливо изображая хозяина, встречающего гостей. – Присаживайся. Расположившись с удобствами, легче сообщать дурные вести.

– С чего ты решил, что вести дурные?

– А ты разве когда-нибудь приносил мне хорошие?

Хадмар решительно положил конец болтовне.

– Сегодняшний день не исключение. Мне пришло письмо от герцога. Он пишет, что они с императором Генрихом договорились об условиях твоей передачи и приказывает сопроводить тебя к императорскому двору в Шпейере.

Несомый два месяца течением реки неопределенности, Ричард жаждал пристать к берегу – он ведь знал: ничто так не подрывает дух воина, как затянувшееся ожидание битвы. Не к добру, когда у человека слишком много времени на раздумья о том, что может пойти не так.

– Леопольд обмолвился о том, что хочет за меня получить?

– Нет, не обмолвился. – Только когда слова слетели у него с губ, Хадмар понял, что солгал. И причиной было не убеждение, что английский король не имеет права знать. Такое право у него было. Просто рыцарь не хотел быть тем, кто сообщит Львиному Сердцу о том, что ожидает его в Шпейере.

Ричард предполагал, что его повезут прямиком в Шпейер. Но вместо этого их путь лежал в Оксенфурт – маленький городок на левом берегу Майна. Там им предстояло дожидаться приглашения от герцога Леопольда. Генрих, очевидно, намеревался оттянуть появление пленника до той поры, когда все прелаты и бароны съедутся к его пасхальному двору. Ричарду вспомнились описания из книг, где римские полководцы привозили побежденных врагов в Рим, а затем с триумфом входили в город. Пленников вели в цепях за войском, а толпа глумилась над ними. Интересно, известен ли Генриху этот обычай древних римлян? Говорят, что император весьма начитан.

Ричарда держали в странноприимном доме премонстрантского [11] Премонстранты – члены средневекового монашеского ордена, основанного в 1120 г. святым Норбертом Ксантенским в аббатстве Премонтре. монастыря, посвященного святому Ламберту, Иоанну Крестителю и святому Георгию. С аббатом король еще не встречался, и лишь изредка замечал одного из облаченных в белую рясу каноников, спешащего по делам. С Хадмаром он тоже почти не виделся, и время тянулось мучительно долго. Он пытался читать и сочинял песню, в которой рассказывал о своем плене. Все, что приходило в голову, не устраивало его, и король снова и снова начисто соскребал написанное с пергамента и начинал сначала. Его обуревали сомнения, что, оказавшись в Шпейере, он по-прежнему сможет иметь доступ к книгам и письменным принадлежностям. Ричард с удивлением обнаружил, что эти мелкие ограничения так важны – это было досадное напоминание, как мало осталось у него власти: меньше, чем у самого последнего из его подданных, чем у тех беззащитных христианских пленников, которых ему довелось освободить под Дарумом. Те уже находились на пути к невольничьим рынкам Каира и плакали от радости, когда пришло избавление. Ричард был рад, что помог страдальцам, но вскоре и думать о них забыл. Теперь воспоминание о том дне стало таким живым, что иногда врывалось даже в его сны.