Шэрон Пенман - Королевский выкуп. Капкан для крестоносца

– Ты только посмотри! – Вильгельм Фиц-Ральф широко улыбался. – Они сворачивают лагерь! Уходят! Твой план сработал, милорд граф.

Ликующие защитники обступили Лестера, и тому не без труда удалось вырваться и присоединиться к Фиц-Ральфу, стоявшему на стене. Сенешаль смотрел на запад, прикрыв ладонью глаза от слепящих лучей заходящего солнца.

– Но что это за огни? Что они жгут?

Когда пришло понимание, что французский король сжигает собственные осадные орудия, последовала новая вспышка ликования. Люди хохотали до упаду, слушая рассказ Лестера, что французский монарх был и ранее подвержен таким импульсивным поступкам. В течение многих лет английские и французские короли встречались, чтобы уладить разногласия между собой, под древним деревом, известном как «вяз мира». Но после одних неудачных переговоров с Генрихом Филипп приказал срубить вяз. Облепив стены, горожане свистели и улюлюкали вслед отступающим французам, но разразились криками неподдельной ярости, когда враги стали подкатывать к берегу Сены бочки с вином и опорожнять их, чтобы драгоценное содержимое не досталось победителям.

Герой дня обменялся с сенешалем радостной улыбкой.

– А вот теперь, – сказал он, – ворота можно и закрыть!

Дама Марта начала уже отчаиваться, поскольку обыскала весь замок и так и не нашла своей госпожи. Хотя за леди Алисой и вели неприметный надзор, стражу к ней не приставляли – кастелян обращался с ней скорее как с гостьей, чем с заложницей, каковой она на самом деле являлась. Марта предполагала, что принцесса могла ускользнуть через крепостную калитку, но куда ей идти? Фрейлина состояла при Алисе с ее приезда в Англию в возрасте девяти лет, и любила сильнее, чем если бы та была собственной ее дочерью. Но любовь не делала ее слепой к особенностям характера подопечной. Алиса была девушкой милой, добросердечной и доверчивой, но ей недоставало твердости, она была напрочь лишена мятежной жилки. Она никогда не осмелилась бы бежать, и даже в город одна боялась выходить, напоминая вскормленную в неволе пташку, отказывающуюся вылетать из сулящей безопасность клетки.

Марта давно поняла, что Алисе никогда не стать королевой Англии: в тех немногочисленных случаях, когда Ричард бывал в их обществе, он не выказывал к невесте ничего, кроме вежливого равнодушия. Но фрейлина молчала, потому как ее госпожа верила в будущий брак. Она осознавала, что Алисе нужна эта вера, эта надежда на счастливый конец. Алиса хранила эту веру даже тогда, когда любая другая женщина давно признала бы двусмысленность своего положения – вплоть до того самого момента как Марта сообщила ей о свадьбе Ричарда с Беренгарией Наваррской.

Проверив большой зал, солар и часовню и даже заглянув в кухню, Марта стояла посреди внутреннего двора, не зная где искать дальше. Она до сих пор помнила, как плакала тогда Алиса, помнила свои напрасные попытки ее утешить, перемежаемые проклятиями в адрес тех мужчин, которые так жестоко подвели бедняжку. Но когда Алиса вынуждена была расстаться с девичьей мечтой о золотой короне и красавце-муже, прославленном своей отвагой, она проявила удивительную гибкость и обратилась к новой своей будущности при французском дворе с той же целеустремленностью, с которой раньше цеплялась за английскую свою судьбу. Принцесса быстро убедила себя, что брат, которого она не видела с тех пор, как ему исполнилось четыре годика, возьмет на себя роль ее любящего защитника и подыщет ей высокородного мужа, достойного дочери короля. Как только английский монарх – Ричардом его Алиса больше не называла – вернется из Святой земли, она возвратится в Париж и начнет жизнь заново.

Марта верила во французского короля не больше, чем в двух английских. Но как и прежде помалкивала, не желая развенчивать мечты Алисы. Однако все опять пошло не так, как ожидалось. Вместо того чтобы вернуться в Англию и освободить Алису, английский государь сам стал пленником в Германии. Только Всевышний ведал, когда он вновь выйдет на волю – если выйдет, – а Алисе, которой пошел уже тридцать третий год, придется томиться вместе с ним, как если бы и она сама была заложницей императора Генриха. И когда Марта начала уже отчаиваться, под стенами Руана появилась французская армия.

Тут фрейлина вдруг поняла, где ее хозяйка. Марта была уже не молода и весьма дородна, и пока взбиралась на стену замка, изрядно запыхалась. Караульные, прикладываясь по очереди к меху с вином в честь одержанной победы, радушно приветствовали женщину. Она вскоре заметила Алису: худенькая фигурка, завернутая в синий плащ, стояла в отдалении от солдат. Принцесса не обернулась, даже когда Марта окликнула ее по имени, и продолжала смотреть на опустевший французский лагерь.

– Идем домой, ягненочек, – взмолилась фрейлина, подойдя ближе. – Ты тут простудишься.

Алиса словно не слышала ее.

– Они ушли, Марта, – сказала она, и ее голубые глаза были мокры от слез. – Ушли и бросили меня здесь.

Отступив от Руана, армия Филиппа быстро заняла один за другим несколько важных замков и в какой-то степени отыгралась, взяв Паси-сюр-Эр, принадлежавший графу Лестерскому. Но это не возмещало провал осады Руана. Обычно Филипп быстро вспыхивал, но и быстро отходил. Но чего он не забывал и не прощал, так это когда его выставляли дураком, а потому затаил на Лестера страшную обиду.

Ричард играл в кости со стражниками, потешаясь над их забавными попытками говорить по-французски, и своими равно неудачными достижениями в немецком. Его новые хранители держались по-дружески, уважительно и проявляли к нему любопытство; по сравнению с голодными волками из Трифельса они походили на игривых овчарок. Один из них даже более-менее сносно изъяснялся на французском. Но он знал, что это все лазутчики Маркварда, пусть даже и не считают себя таковыми, поэтому решил не выказывать перед ними сомнений или отчаяния. Поскольку денег для ставок у него не было, он заявил, что произведет победителя в английские рыцари. Сочтя это забавным, караульные величали друг дружку сэр Герман или сэр Вильгельм и отвешивали неуклюжие поклоны. В свою очередь стражники пообещали Ричарду провести к ним потаскуху по имени Лена, милостями которой, похоже, все пользовались.

Поймав себя на мысли, что наполовину поддался соблазну принять эти условия, Ричард осознал, как долго уже обходится без женщины. Это заставило его впервые за несколько недель вспомнить о супруге. Он не сомневался, что она мирится с его пленом, поскольку вера ее непоколебима, под стать любой святой. А вот мать и Джоанна беспокоили его больше – он боялся, что его испытание всколыхнет в них память об их собственных заточениях. А как там его сын? Филиппу теперь двенадцать, он бродит по не нанесенной на карту неведомой стране между детством и взрослостью. Ричард попытался припомнить себя двенадцатилетнего. Как бы он отнесся к плену отца? Наверняка отказался бы поверить. Но у него имелась возможность обратиться с вопросами и за утешением к матери. А вот у Филиппа матери нет, она умерла много лет назад.