Роберт Фаббри - Веспасиан. Фальшивый бог Рима

— Ты умеешь управлять такими повозками? — крикнул Сабин, с довольной улыбкой запрыгивая на соседнюю колесницу.

— Есть только один способ это проверить! — крикнул в ответ Веспасиан и, как только раб вскочил на платформу и встал позади него, дёрнул поводья.

— Опустись на колено, господин, — сказал раб, как только колесница устремилась вперёд. — Как я. Тогда поводья не будут слишком высоко.

Веспасиан оглянулся: его спутник действительно опустился на одно колено. Стоило ему скопировать его позу, как поводья пролегли вдоль спин низкорослых лошадок. Веспасиан слегка натянул их вправо. Лошадки тотчас откликнулись на его требование и взяли ближе к середине дороги. Вокруг него другие возницы — правда, с разным успехом — получали точно такой же урок от своих наставников.

Как только колесницы были разобраны и выстроились за ним следом, Калигула решил, что ему хватит ждать. Воздев в воздух позолоченный меч, он неспешной поступью зашагал в сторону мерцавших в утреннем мареве Путеол, окружённых жёлто-коричневыми холмами.

Те из сенаторов, кто или не успели, или не захотели обзавестись колесницей, следовали верхом, вместе с турмой преторианской кавалерии. В полумиле позади них с холма спускалась тёмная масса преторианской пехоты. Замыкали процессию несколько сот повозок, только-только приближавшихся к Байи.

Веспасиан подъехал ближе к Корбулону.

— Как только тебе это удалось? — спросил он. — Мост почти не качается.

Корбулон едва ли не с детской радостью посмотрел на него, что случалось крайне редко. Обычно лицо его сохраняло каменное выражение.

— Всё дело в рабах, вернее, в их количестве. Я конфисковал всех рабов мужского пола в радиусе пятидесяти миль. Боюсь, последние пару месяцев кое-кому из богатых купцов пришлось обходиться без ежедневного массажа или приличного рыбного рагу.

Сказав это, Корбулон несколько раз фыркнул, что, по всей видимости, обозначало смех.

Преодолев треть пути, они миновали первый полуостров. Калигула между тем перешёл с шага на рысь. Для Веспасиана это лёгкое увеличение скорости имело своим последствием то, что он начал обращать внимание на покачивание моста. Теперь он переходил с корабля на корабль быстрее, так что любая, даже самая малая разница в уровне ощущалась сильней. Справа от него изгиб уходившего к полуострову ответвления огораживал гавань, в которой покачивались прогулочные лодки, чересчур крошечные и потому не пригодные для моста. Впрочем, потом здесь наверняка можно будет неплохо позабавиться на воде, подумал Веспасиан.

Тем временем за их спинами на мост въехали повозки. Замыкала процессию пехота. Примерно на середине моста, там, где от него в обе стороны к полуостровам тянулись ответвления, Калигула, щёлкнув кнутом, перешёл в карьер. Между тем любопытство среди возниц нарастало. Они во все стороны вертели головами. Увы, из-за плетёных стенок им была видна только вода и мелькание мачт; самих кораблей, составлявших мост, они не видели. Неудивительно, что им казалось, будто они несутся но бескрайней водной глади.

Когда до конца моста оставалась лишь четверть мили, Калигула пустил лошадей в галоп. Приземистые британские пони последовали их примеру, а вслед за ними и тысячная кавалерия.

Топот нескольких тысяч копыт гулким эхом отдавался в пустых корабельных трюмах. В этом оглушительном грохоте тонули выкрики возничих и всадников. Не замечая вкруг себя ничего, кроме этой бешеной скорости, барабанного стука копыт и порывов солёного ветра в лицо, разогнавшего все его мысли, Веспасиан вслепую летел за Калигулой, и из его горла рвался пронзительный крик.

Вскоре мост закончился, но Калигула не остановился, а понёсся дальше, на жителей Путеол, которые высыпали поглазеть на столь диковинное зрелище. Размахивая позолоченным мечом, он направил свою потешную армию прямо в гущу людей, сбивая с ног, давя копытами и колёсами тех, кому не хватило проворства отскочить в сторону.

В следующий миг, не имея возможности остановиться, так как сзади на них напирала кавалерия, колесницы, круша и давя, налетели на стену человеческих тел. Утренний воздух пронзили истошные крики и плач, заглушив даже дробь лошадиных копыт по мосту. Влекомые выносливыми лошадками, британские колесницы на полном скаку проложили кровавый след сквозь толпу, которая ещё несколько мгновений назад приветственно махала им руками.

Веспасиан с ужасом осознал, что его колесница врезалась в целую семью. В воздух с плачем взлетел младенец, а его родители и старшие братья и сёстры с душераздирающим криком исчезли под копытами. Увы, перед ним тотчас выросли новые лица. Окаменев от ужаса, они едва успели бросить прощальный взгляд на обезумевший мир.

По обеим сторонам от него Сабин и Корбулон, как и он, давили колёсами несчастных людей. Позади них, не имея возможности остановиться из-за напиравших сзади рядов, кавалерия расползлась влево и вправо. Теперь всадники летели на тех, кто пока ещё не пострадал, однако всеми силами пытался спастись.

В этом хаосе переломанных конечностей и проломленных черепов Веспасиану наконец удалось остановить свою колесницу. Сопровождавший его раб выбежал вперёд и, запрыгнув между вздыбленными лошадками, схватил удила и потянул лошадиные головы вниз. Пони замерли на месте. Постепенно вся их безумная колонна сбавила скорость. Остановились сначала всадники на мосту, а потом и колесницы.

Поскольку на людей перестали напирать, они обратились в бегство. Толкаясь и давя под собой слабых, — с тем же остервенением, как и те, что только что едва не отняли жизнь у них самих, — они устремились в узкие улочки, что вели прочь от гавани.

Внезапно среди кровавого месива раздавленных и изуродованных тел возник пеший Калигула, с истерическим хохотом ведущий за собой свою квадригу. Её колёса катились по мёртвым и раненым, но он, казалось, этого не замечал.

— Назад на мост, друзья мои! Сейчас мы совершим жертвоприношение моему брату Нептуну в благодарность за спокойное море, без чего эта блестящая победа была бы невозможна.

Веспасиан и Сабин переглянулись. Сердца обоих переполнял стыд и ужас. Внезапно братья прозрели. К обоим пришло осознание последствий того, в чём они только что с таким рвением приняли участие. Осознание собственной наивности, заставившей их поверить, будто они причастны к чему-то великому и волнующему, а сама эта безумная гонка — прелюдия к чему-то ещё более грандиозному.

Отказываясь верить собственным глазам и лишь молча качая головами, рабы развернули упряжки. Животные тоже были напуганы и шарахались от груд изуродованных тел. Не проронив ни слова, рабы взобрались на колесницы и повели их прочь. Вокруг них, среди царившего на пристани и на мосту хаоса, преторианцы пытались восстановить стройность своих рядов, правда, без особого успеха.