Росс Лэйдлоу - Юстиниан

Отчаяние и скорбь Управды, вызванные расставанием с родителями — особенно с Биленицей, которой он и был обязан переменой своей участи, — были отчасти компенсированы радостным волнением и предвкушением той блистающей новой жизни, на пороге которой он стоял и которая воплощала все его тайные мечты.

— Сделай так, чтобы мы гордились тобой, Управда! — сказала ему на прощание мать, когда Управда собирался в долгое путешествие до Константинополя.

Никогда ему не забыть тот день, когда впервые увидел он город, которому предстояло стать его новым домом: колоссальные тройные стены Феодосия, увенчанные массивными башнями и проложенные усиливающими стены кирпичными клиньями; ниже раскинулись колоннады и купола, купола без числа и счёта, и над всем этим возвышалась величественная арка акведука. Въехав в город с юго-запада через Золотые Ворота, они двигались вдоль главной улицы Меса, через четыре больших городских форума — Аркадию, Оке, Феодосий и Константин; миновали Ипподром и выехали к Большому дворцу — россыпи великолепных, выполненных в разных стилях зданий, чья пышная гряда тянулась вниз, до Пропонтия [11] Мраморное море. .

Здесь Управда был представлен его дяде и благодетелю, Родерику, похожему на добродушного медведя, грубому и неотёсанному на вид мужчине, в чьих манерах, однако, проскальзывали теплота и мягкость.

Во время долгого путешествия, разговаривая с солдатами из эскорта, Управда достаточно поднаторел в греческом, чтобы без проблем влиться в ряды учеников Дворцовой школы и уже на школьной скамье совершенствовать знание официального языка Империи. Получил он и новое имя — Пётр Савватий, и эта перемена удивительным образом повлияла на молодого человека. На смену молодому крестьянину-готу пришёл уравновешенный и уверенный в себе молодой гражданин Римской Империи. Он быстро обрёл популярность среди товарищей — молодой, харизматичный, амбициозный юноша; с первого же взгляда казалось, что в стенах Константинопольского университета его ждёт великое будущее. Уважаемое, но неотвратимо состарившееся здание казавшегося незыблемым римского права вполне созрело для реформ; именно в этом таился тот вызов молодому Петру, ответив на который он мог в полной мере реализовать свою энергию, подтвердив и оправдав выбор и щедрость своего дяди и выполняя завет, данный ему на прощание матерью. Это был шанс, который бывший Управда, ныне Пётр Савватий мог использовать...

— Лови! — передразнивая победный проход Петра к воротам противника, капитан проигравшей команды, Неарх, стремительно швырнул что-то в сторону молодого человека. Вырванный из задумчивости и воспоминаний, Пётр не успел вовремя среагировать — и вскрикнул от неожиданности и острой боли; в висок ему ударила его собственная сандалия.

— Криворукий! — усмехнулся Неарх; в его голосе отчётливо прозвучала враждебность.

В бане установилась напряжённая тишина — все поняли, что выходка Неарха отнюдь не была невинной шуткой; в ней сквозила плохо скрываемая злоба.

Завладев вниманием аудитории, Неарх — крупный, малопривлекательный молодой человек — на этом не остановился.

— Гляньте-ка на Золотого Мальчика! — он презрительно вздёрнул подбородок, глядя на Петра. — Гордость класса, лучший игрок, любимчик преподавателей! Не дайте себя обмануть! Пётр Савватий — это пустышка, ничтожество. Я тут покопался и кое-что раскопал. Его настоящее имя — Управда Юсток. Он — гот! Он из тех самых желтоволосых дикарей, которых мы изгнали из этого города сотню лет назад и которые всегда были занозой в заднице Империи. Хотите знать больше? Этот пример для подражания, ходячая добродетель полагает, что гораздо лучше нас, но сам он, оказывается, родом из захудалой деревушки в Дардании. Хуже того: наш самозваный друг — сын раба!

Неарх, торжествуя, оглядел ошарашенные лица молодых людей и улыбнулся, а затем издевательски посмотрел на Петра:

— Ну, давай, Золотой Мальчик! Посмей сказать, что это неправда?

Потрясённый и возмущённый этим выпадом, Пётр был буквально уничтожен. Откуда взялась эта ненависть, водопадом хлещущая из Неарха? Пётр оглянулся на тех, кого ещё мгновение назад считал своими друзьями... но там, где раньше он встречал исполненные тепла взгляды товарищей — каковыми он их считал, — теперь он видел лишь сомнение... и отчасти ростки презрения. Неужели всё, чем он жил, оказалось ложью, и все его мечты — лишь дворцы на песке?! Разве он, гот, — презираемый всеми варвар, потомок рабов — мог, смел надеяться хоть когда-нибудь войти в избранное римское общество?

Волна горького разочарования и отчаяния нахлынула на молодого человека. Он подхватил свои сандалии, одежду и опрометью бросился на улицу.

Ведомый какой-то непонятной силой, Пётр пришёл в себя лишь через некоторое время — и увидел, что находится в западной части города, посреди переполненной улицы. Всё вокруг казалось слишком ярким и громким — шум уличной толпы, пронзительные крики торговцев, многоголосая болтовня и перебранка греков, сирийцев, евреев, арабов, индийцев, чернокожих мужчин из Аксума [12] Эфиопия. , лежащего далеко на юге...

Гремели медными чашами нищие, брезгливо морщась, проплывали мимо знатные дамы в паланкинах; от рабов несло острым запахом пота; верхом на мулах и лошадях ехали сенаторы и государственные чиновники; праздно шатались солдаты, свободные от караула, — в своих круглых шлемах и простых туниках из неокрашенного льна, с синими нашивками на плече и бедре; надменно взирали на остальных жрецы Синего круга [13] Главным развлечением в Константинополе считались гонки на колесницах. Сторонники двух команд-соперников, известные как Синие и Зелёные, по цветам униформы ведущих наездников, расширили своё взаимное соперничество далеко за рамки спорта. Синие представляли богатых деловых людей и землевладельцев; Зелёные пользовались поддержкой ремесленников и купцов, зачастую сирийского происхождения. — в долгополых гуннских кафтанах и с длинными волосами... Каким-то образом вся эта пульсирующая, кипящая жизнь, ещё вчера казавшаяся простой и знакомой, теперь стала чужой — это был мир, к которому он, Управда, больше не принадлежал.

Он миновал величественные арки Акведука Валента, пересекавшего северную часть Месы, и оказался на форуме Аркадия, раскинувшемся у подножия колонны в центре площади.

Монумент в виде закрученной спирали представлял собой фриз, украшенный изображениями фигур людей, застывших в момент стремительного движения. На первый взгляд всё выглядело достаточно безобидно, но при ближайшем рассмотрении изображённой сцены кровь застывала в жилах: одни фигуры убегали — судя по длинным волосам, это были готы, а другие, коротко остриженные римляне, их преследовали, угрожая мечами и дубинками. Сцена представляла собой известный эпизод из истории города, случившийся веком раньше: тогда из Константинополя были изгнаны почти все готы, тысячи людей были жестоко убиты. Вряд ли можно выразиться яснее, подумал Пётр. В камне было наглядно и ясно высечено официальное отношение римлян к его народу — как и германцы, готы были для Рима врагами, и им не было места на римской земле.