Жюль Ковен - Осада Монтобана

Камилла всё ещё находилась под влиянием того нравственного потрясения, которое произвело на неё появление Мориса в приёмной монастыря. Сидя напротив своего похитителя или избавителя, она молча смотрела на него с вопрошающим удивлением, исполненным наивного доверия.

— Да, всё это не сон, — заговорил он первым, отвечая на её безмолвный вопрос. — Вы вылетели из вашей мрачной клетки, моя милая голубка. Я действительно несказанно счастлив дышать одним воздухом с вами. Я благословляю Бога за то, что могу быть рядом с вами всё время нашего пути, который для меня будет как бы восхождением на небо вместе с одним из его ангелов.

— Морис! — вскричала она с простодушною откровенностью, — при взгляде на вас я также испытываю какое-то новое для меня неземное чувство любви. Никогда ещё при вас сердце моё не наполнялось таким упоительным трепетом. Это, должно быть, радость нашего соединения на век, друг мой. После услуги, оказанной мне вами сегодня, нас не разлучить более, верьте мне. Моё семейство и ваше сольются в одно. И, — заключила она, улыбаясь, — так как мы взбираемся на небеса этим довольно шатким и неудобным путём, будем надеяться, что мы не скоро вернёмся на землю.

Морис, восхищенный в начале речи девушки, постепенно становился всё мрачнее и мрачнее.

— Камилла, — сказал он глухим голосом, — будем наслаждаться настоящим, не думая о том, что готовит нам будущее... быть может, и что-то плохое.

— Боже мой! — вскричала она, побледнев. — Неужели вы думаете, что мои братья захотят нас разлучить, потому что ваш род менее знатен, чем наш? Разве вы забыли мою клятву никогда не принадлежать другому, а только моему Морису? Если братья мои и оттолкнут вас из гордости, если они и захотят увезти меня далеко от вас, я наперекор всему и всем останусь верна моей клятве.

Торжественное обещание, о котором она упоминала, получил от молодой девушки не он сам, а злой гений, поставивший его в безвыходное положение, из которого он мог выйти, только порвав все опутывающие его нити.

От этой мысли у него болезненно сжалось сердце. Но противопоставив этой нравственной пытке всю свою силу воли, он переломил себя. Он сравнил своё положение с оазисом среди пустыни, по которой свирепствует самум [31] Самум (араб, «знойный ветер») — сухой горячий ветер, песчаный ураган. . Он хотел насладиться этим пленительным отдыхом, закрыв глаза на будущее и на роковой путь, на котором голос его Немезиды кричал ему беспрестанно, как богоотступному Агасферу [32] Агасфер (Вечный жид) — иудей-ремесленник, отказавший в отдыхе у стены своего дома Иисусу, нёсшему крест на Голгофу, за что был обречён на вечные странствия по земле до Второго пришествия Христа. Существует предание, что раз в пятьдесят лет Агасфер подходит к Иерусалиму, чтобы вымолить прощение у Гроба Господня, но каждый раз в Иерусалиме случаются страшные бури, не дающие осуществить задуманное. : «Вперёд! Вперёд!»

— Милый друг, — сказал он Камилле де Трем тихим голосом, — не надо испытывать Бога, предвидя несчастье, когда он посылает нам предвкушение блаженства избранных. Забудемте на это время и прошедшее, и будущее. Пусть и вчера, и завтра потонет в Лете. Согласны ли вы?

— Разве я могу не хотеть того, что хотите вы? — ответила она, совсем успокоенная, и с весёлым видом протянула к нему свои руки в знак полного согласия.

Он взял её ладони и не отпускал более. Тогда оба эти сердца, исполненные нежной, но чистой и непорочной любви, излили свои чувства не столько словами, сколько красноречивым молчанием. Сознаваясь с простодушием, что искренне любят друг друга, они не произнесли даже слова любви. Когда ночь уже давно настала и Морис приметил по долгому молчанию, которым прерывалась речь его собеседницы, что усталость непреодолимо клонит её ко сну, он выпустил из своих рук нежные пальчики, которые сложились для вечерней молитвы, и опустил длинную шёлковую занавеску между ним и молодой девушкой. Вскоре лёгкое и ровное дыхание убедило его в том, что Камилла заснула, доверчивая и спокойная, как будто находилась под охраной доброй матери.

Чувства благоговейного обожания и рыцарского энтузиазма овладели сердцем Лагравера.

— Наслаждайся мирным отдыхом под охраной моей чести, невинное дитя! — прошептал он со слезами на глазах. — Твоя непорочность очищает и мою душу. Я подобен христианину, благоговение которого возрастает по мере приближения к алтарю!

Он предался восторженности, в которой поклонение пленительной красоте молодой девушки лишь усиливало его волю и великодушие.

Вдруг лёгкий скрип над головой вывел Мориса из мира фантазий в мир материи. Он поднял голову. На перегородке, к которой он сидел спиной и которая отделяла его от задней части экипажа, показался светлый круг. Быстро приподнявшись, он хотел бросить взгляд в это потайное окошечко, но светлый круг мгновенно исчез. Морис, однако, заметил неопределённый человеческий профиль, скрывшийся, когда свет погас.

Это обстоятельство заставило его задуматься. Склад для товаров в этом громадном экипаже не мог быть весь переполнен, как казался с первого взгляда. Он приложился ухом к перегородке и слышал иногда глухой шум шагов и порывистый кашель. Чтобы лучше слышать, Морис некоторое время сидел неподвижно. Вероятно, по ту сторону перегородки думали, что он спит. Светлый круг, отразившийся на занавеске, доказал ему, что окошечко снова было открыто. Он стремительно вскочил, но не с большим успехом, чем в первый раз, и тщетно силился ногтями отыскать какую-нибудь щель, чтобы открыть потайное окошечко, снова затворенное.

Очевидно, за ним тайно наблюдали, и эта мысль приводила Мориса в негодование, ещё и из-за его теперешнего положения, которое превращало его в защитника его возлюбленной. Быть может, кто-то насмехался над его добродетельным стоицизмом, достойным Сципиона или Баярда. Компуэнь зубоскалил, по-видимому, угадав в его паже переодетую женщину.

Судя по медлительности, с которой катилась тяжёлая карета, Морис понял, что взбираются на крутую гору. В один миг решение его было принято, а именно выйти из кареты и убедиться, кто из приказчиков находился в заднем её отделении. Но все его усилия отворить дверцы остались без успеха: она была заперта на ключ снаружи. Тогда опустив стекло окна, через которое проникал свет в его помещение, он ловко и без шума вылез через это небольшое отверстие. Соскочив на землю, он сшиб с ног какого-то человека, который разразился градом ругательств.

Видно, судьбой было назначено, чтобы Гаспар во второй раз пострадал от Мориса. Желая отдохнуть от продолжительной езды, он пешком всходил на гору, когда совершенно неожиданно растянулся на дороге из-за прыжка Лагравера.