Валерий Старовойтов - Возмездие [Повесть и рассказы]

Свежий воздух заструился по ногам, побежал по довоенному старому кожаному дивану и устремился к низкому потолку, лаская по ходу на стене две фотографии. Та, которая больше, в рамке, с изображением молодого чубатого Виктора Ивановича, а рядом с ним, видимо, супруга — курносая девушка с уложенной косой на голове и комсомольским значком в лацкане подретушированного коричневого пиджака. Та, которая поменьше, самодельная, с веселыми лицами трех краснофлотцев на фоне круглой колонны памятника затопленным кораблям другой обороны легендарного Севастополя. В 1855 году, ровно сто лет назад, вице-адмирал Нахимов затопил корабли флота, чтобы не дать возможности прорыва со стороны моря.

— Как тебе три флотских пижона?! Справа Голубец. — Старики усаживались за стол, и Кузин, поглаживая шкиперскую бородку, ждал, когда его приятель разольет остатки водки.

— Бравые моряки. — Виталий встал из-за стола. — Дорогие Иван Тимофеевич, Виктор Иванович, низкий вам поклон за то, что сохранили мир, восстановили из разрухи страну, за то, что дали моему поколению учиться и жить, я вам доложу, в самое светлое время.

— Спасибо, сынок. — Босов засуетился, подкладывая консервы прямо из банки, на которой значилось «Бычки в томате».

— Бомбосбрасыватель не сработал, и что тогда? — Старов все равно уже опоздал на все встречи и бизнес-совещания, поэтому решил дослушать историю про краснофлотца Голубца. Жаль, уйдут последние старики и не заменить ни книгами, ни новыми информационными технологиями по силе восприятия рассказы о Великой Отечественной войне. Что носиться с национальной идеей! Вот она, перед вами, господин Президент. Перепишите голоса стариков; наснимайте документальных фильмов с живыми воспоминаниями; проявите политическую волю и на государственном уровне, а не на уровне самодеятельных поисковых отрядов (большое вам спасибо за это, ребята — зам. автора!), найдите и захороните все останки погибших; придите в каждый дом ветерана и закрепите за ним предпринимателя, снизив за это с него бремя административной нагрузки, да покажите все это на весь мир!

— Голубец начал сбрасывать за борт бомбы, таская их на руках. — Спокойно ответил Кузин, ловко орудуя одной рукой, открывая всем по бутылке пива.

Виталий удивленно поднял глаза на старика.

— Да, именно так, — вторил фронтовому другу Босов, — Иван хороший спортсмен был. Представляется мне, что тяжело, видимо, Ване пришлось с первой бомбой, она ведь, дура, килограмм под сто. Дальше у него пошло дело. Все в дыму, пламя к ногам приближается, ад кругом настоящий, а он бомбы, что деток малых на руках через весь корабль проносит и за борт! Тут погреба на охотнике рванули, Ивану осколком зубы повышибало. — Старик горько вздохнул. — Ветер с бухты дым относил, дальномерщики с эсминца в окуляры эту схватку с пожаром видели, потом рассказывали. Покончив с большими бомбами, Вано спрыгнул на бон, на минуту прилег, чтобы отдышаться, да рот промыть. Дальномерщики говорили, что не лицо, а месиво сплошное, только глаза целыми остались. Видимо, тогда он и заметил, что огонь подбирается к водолазному ботику. Голубец отдал швартовы и отпихнул ботик ногой. Не пойму, на кой ему, раненному, еще и с ботиком пришлось возиться. Может, насосом подачи воды хотел воспользоваться, чтобы пожар тушить, да не смог. Виктор, как думаешь?

— Ботик единственный на всю базу целым оставался, с него накануне собирались водолазов мне под кран заводить. Трюма водой заполнялись, и кран устойчивость терял, а начальник особого отдела на меня зуб имел и уже бумагу в особый отдел флота накатал, что я вредитель, сознательно кран из строя выводил. Расследование началось. Вот, если бы ботик сгорел, тогда и мне крышка, хлопнули бы у волнореза, «мама не горюй». — Виктор Иванович дополнил рассказ так просто, словно речь шла не о человеке — краснофлотце Босове, а о роботе, запрограммированном на самоликвидацию. И добавил, словно оправдывая неведомого особиста: — Что, брат, поделаешь, война.

— Выходит, он и тебя тогда спасал?! — Иван Тимофеевич нахмурил пепельные брови, — почему раньше молчал?

— Выходит так, а молчал, потому что тема с душком, и чего ее ворошить, коль капитан Злабин — особист нашей бригады погиб в бою на Сапун-горе. Давай лучше про Вано докладывай! — Рассердился Босой.

— Ладно тебе, разворчался, — Тимофеевич мирно чокнулся алюминиевой кружкой с хозяином дома и Виталием.

— «МО -121» весь в огне, каждую секунду мог взорваться — на стеллажах оставались еще малые глубинные бомбы. Вано снова вбежал на палубу горящего корабля, схватил две бомбы и за борт их! Я понимаю, он думал лишь об одном: уменьшить силу взрыва.

— Старик замолчал.

С улицы доносился привычный ритм обычной мирной жизни. Виталий был в горящем отсеке подводной лодки. Яркая вспышка той аварии ударила в мозг: «Нет, страха не было. Появилось чувство сопричастности к выполнению общей задачи — спасти лодку. Натренированное тело машинально выполняло команды и все. Оставалась надежда в глубине сознания, что за переборкой твои товарищи, которые тоже знают четко, что предпринять. Сила — в единстве экипажа, а здесь совсем другой случай — одиночество и яростное желание до неминуемого взрыва уменьшить его разрушительные последствия, чтобы сохранить жизнь на других кораблях. Всего-то, по масштабам времени, пятнадцатиминутная схватка с огнем в малом эпизоде из миллионов подобных на войне. Вот этим и отличается подвиг от работы, за которую вы, товарищ капитан 2-го ранга, получали большие деньги».

Хриплый голос Кузина вернул Виталия в квартиру на улицу Дыбенко:

— Дальномерщики рассказывали, что на Голубце вспыхнула роба. Человек-факел с бомбой в руках бежал из последних сил к леерному заграждению, чтобы броситься в воду. Не успел Иван Карпович! — Кузин тяжело вздохнул, — катер взлетел на воздух. Но взрыв не причинил уже ощутимого вреда другим кораблям.

— Мы прибежали по тревоге, когда от морского охотника осталось лишь горящее масляное пятно на воде. — Виктор Иванович поднялся. — Может, чайку или как?

— Лучше второе, Босой.

— А ежели сердечко начнет прижимать?

— Все равно, Витя, мы обязаны ради светлой памяти Героя Советского Союза Ивана Голубца, нашего доброго Вано, дожить до пятидесятилетия и доживем. Так что тащи чачу, не жмись!

Вечерело. Перистые облака сбились в темные тучи, гонимые норд-вестом над белыми барашками вздыбленных вод Стрелецкой бухты. Ветер сорвал лавровый венок с надписью золотом «Ивану от друзей» и унес в море, где покоились останки матроса Голубца, геройски погибшего на той далекой войне.

Опаленные недавней стужей воробьи ликовали на всю округу: «Жив, жив!» Яркое солнце еще не грело, но поднялось выше, извещая город на Томи о скорой весне. Предпраздничный февральский день радовал. Теперь красный день календаря, дождались мужики! Женщины сновали в торговых рядах в поисках недорогих, но значимых подарков ко Дню защитника Отечества.