Сергей Горбатых - МбурувичА

Павел похоронил Нину под старым кустом кизила, покрытого жёлтыми маленькими цветами. На могиле поставил две ветки, связанные ремнём в форме креста.

— Прощай, любимая! Прощай, Нина! Я вернусь к тебе! Я обещаю тебе, что я обязательно вернусь сюда.

Орлов навсегда запомнил это место: маленькую поляну, где под старым раскидистым кустом кизила навсегда осталась лежать его Нина.

— Теперь мне больше незачем жить! — решил для себя Павел.

Орлов стал искать смерти. Из Новороссийска он ушёл на последнем пароходе, куда его насильно посадили однополчане.

В боях за Крым Павел ходил в штыковые атаки с винтовкой, как простой солдат. Напрашивался выполнять самые рискованные задания… Но судьба хранила его.

— Значит, это знак Божий! Значит, Всевышний дал мне нести МОЙ крест: жить без Нины и страдать по ней, — так Орлов объяснял своё невероятное везение.

22 ноября 1920 года на рейд маленького порта Галлиполи стали прибывать суда из Крыма. На пароходах «Херсон» и «Саратов» находились части первого армейского корпуса Русской армии генерала Врангеля. Среди них был и Корниловский полк.

Когда Орлов сошёл на берег и увидел сам город, разрушенный землетрясением 1912 года и артобстрелами последней войны, его сердце сжалось от тоски. Павел ясно почувствовал, что он больше никогда не вернётся в Россию. И от этого ощущения безысходности ему, здоровому и сильному мужику, захотелось громко зарыдать. И не просто зарыдать, а выть так, чтобы слышал весь мир его боль по утраченной Родине.

Возможности разместить всех прибывших в городе не нашлось, и под лагерь была отведена долина речки Беюр-дере, находившаяся в шести километрах от Галлиполи.

Первую ночь им пришлось провести под открытым небом. Шёл мелкий противный дождь, и с моря дул пронизывающий ветер. Но Павел не чувствовал ни холода, ни тяжести насквозь промокшей шинели. Он думал о том, что никогда не сможет навестить могилу Нины в горах под Новороссийском.

На следующий день русские беженцы получили от французов большие, на сто человек каждая, палатки. И началась тяжёлая полуголодная жизнь. Паёк, выдаваемый французами, был очень скудным, поэтому каждый подрабатывал, как мог. Орлов со своими однополчанами жгли древесный уголь и носили продавать его в город. На вырученные деньги они могли купить немного хлеба. Они всегда помнили слова своего командира — генерала Кутепова: «Никакой труд не может быть унизителен, если работает русский офицер».

Сначала местные жители с опаской наблюдали за вооружёнными русскими, которые в огромном количестве появились в Галлиполи. Но потом успокоились. Русские же восстановили им водопровод, построенный ещё римлянами, и очистили город от развалов.

Нищенское и полуголодное существование русских беженцев продолжалось в Галлиполи десять месяцев. С августа 1921 года начался их вывоз в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, а также и в Болгарию. Местные жители приходили провожать русских с цветами.

На одном из пароходов группа беженцев, среди которых находился и Павел Орлов, была доставлена до греческого города Салоники. Затем поездом они добрались до Белграда.

Столица Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев произвела на Павла очень хорошее впечатление. В первый день пребывания Орлову казалось, что находился в Екатеринодаре. Ведь всюду слышалась речь очень похожая на русскую. А на следующий день после прибытия, Павел с Андреем Звонарёвым, прапорщиком Корниловского полка, пошли искать Управление правительственного уполномоченного, чтобы стать на учёт.

У первого же прохожего, а им оказался солидный седой мужчина в полосатом пиджаке, Орлов спросил:

— Улица краля Милана?

— Идите право! — ответил тот.

— Хвала! — благодаря прохожего, важно произнёс Звонарев единственное слово, которое он знал по-сербски.

Они повернули направо и пошли. Шли долго до тех пор, пока не спросили у симпатичного юноши с газетой в руках. Здесь Орлову и Звонарёву повезло: это был их соотечественник.

— Право — это прямо, — объяснил юноша. — Сербский язык похож на наш, но требует обязательного изучения.

Орлову и Звонарёву, как и всем русским беженцам, назначили месячное пособие в 800 динаров и выдали продукты питания на первое время.

Снимать частную квартиру в Белграде было безумно дорого. Павел и Андрей решили арендовать пустующую дачу без мебели в Топчидере, столичном пригороде. Им, также, у Сербского Красного Креста удалось получить две кровати с пружинными сетками и тюфяками. Обзавелись Орлов и Звонарёв и печкой, сделанной из старой железной бочки.

Павел пошёл в ближайшую бакалейную лавку за спичками.

— Спички! — вежливым тоном произнёс он.

Хозяин, не понимая, уставился на него.

— Серныки! — вспомнил Орлов слово, неоднократно слышанное им на Кубани, и изобразил руками, что он хотел купить.

— А, машина! — догадался хозяин и протянул Павлу коробку спичек.

Многие русские, приехавшие в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, были уверены, что их беженство не будет продолжаться долго.

— Не пройдёт и года, самое большое — двух, и большевики будут свергнуты! — убеждали они сами себя.

Поэтому те из них, кто имел денежные сбережения, даже и не помышляли искать работу.

У Орлова же не было ни гроша. Существовать на маленькое пособие в 800 динаров для него было очень унизительным. Он чувствовал себя ущербным, получая эти незаработанные деньги.

— Я, что инвалид, без рук и без ног? Надо работать, чтобы чувствовать себя достойно. — Говорил Павел.

Звонарёв тоже мечтал о работе. Андрею повезло в первый же день её поисков. Звонарёва взяли в пекарню, где ему, кроме скромной зарплаты, предложили получать продукты питания: муку, сахар, молоко, масло.

Павлу пришлось много походить, чтобы его приняли в мебельную мастерскую. Это произошло после целой недели упорных поисков.

Хозяин, высокий худой мужчина лет пятидесяти, встретил Орлова на пороге своей мастерской. Не приглашая зайти, он спросил по-русски:

— Здорово, братушка! Чего ищешь?

— Добрый день. Работу.

— Так ты, братушка, офицер! Я по твоей выправке вижу. Чины, наверное, большие имел? Белая кость! Так, кажется, у вас, русских, говорят?

— Говорят, — согласился Павел.

— А что, в России офицер может работать, как обыкновенный мужик?

— А что, белая кость не в состоянии работать? — в свою очередь спросил Орлов.

— А что ты умеешь делать? Или подмастерьем хочешь начать?

— Умею кое-что.

— Покажи! — хозяин сделал широкий жест рукой, приглашая Павла пройти.

Орлов вошёл в просторную мастерскую, где работали человек шесть. Его взгляд сразу упал на пустовавший токарный станок. Павел подошёл к нему. Рядом, на полке, лежала выточенная ножка для стула и заготовка для второй, точно такой же.