Владимир Положенцев - Белая Бестия

Боковым зрением Анна видела как в хату расторопно вошел пожилой повстанец, застыл с открытым ртом.

— Ну что колодец-то раззявил, — грубо сказала Галина. — Не видишь дамы культурно беседуют. Неси пирогов с вишней и наливку абрикосовую. Люблю абрикосовую. А ты, Нюся, любишь?

— Обожаю, — ответила Белоглазова, вынула из ноздри «подруги» пистолет, бросила его на стол.

Повстанец топтался в дверях, не понимая что происходит.

— Чего встал! — крикнула на него атаманша. — Уши мхом поросли?

— Слушаю, матушка, — кивнул пожилой боец, явно из местных крестьян и побежал, тряся желтыми усами, выполнять приказ.

— И в самом деле бестия, — удовлетворенно сказала Галина, потирая шею рукой. — Ладно, подруга, не сердись. Сейчас закусим и в Ольшанку, к Батьке, обсудим сценарий и мизансцены спектакля. Актеров достаточно профессиональных. Часть труппы киевского театра к нам прибилась, — и помолчав, добавила, — а может, ну его спектакль, сделаем всё взаправду, отправим Нестора Ивановича на небеса, а?

Галина подмигнула Белоглазовой и захохотала.

В белёной хате с синими наличниками на широких окнах, где квартировал Нестор Иванович Махно, был созвал совет командиров повстанческой армии. За большим круглым столом сидели начальник штаба Виктор Белаш, адъютант Батьки Григорий Василевский, ординарец Алексей Чубенко, командир кавалерийских полков Василий Куриленко, члены Совета революционных повстанцев Семен Каретник и Михаил Марченко. Ждали Лёву Задова. Но он где-то застрял.

Когда ждать надоело, Батька в шикарном красном кителе с зелеными обкладками и золотыми пуговицами, развернул карту, приладил её к стене стене. Долго всматривался подслеповатыми глазами в кружки и стрелочки, потом вдруг широко заулыбался:

— Вспоминаю разговор с Лениным. Он мне тогда сказал, что анархисты всегда самоотверженны, идут на всякие жертвы, но они сильны мыслями о будущем, в настоящем они беспочвенны, жалки, близорукие фанатики. Я конечно тогда возразил, сказал что ваше, товарищ Ленин, утверждение будто анархисты-коммунисты не понимают настоящего, в корне ошибочно. Под нашим руководством началась революционная борьба украинской деревни с Украинской центральной радой, контрреволюцией в лице экспедиционных немецко-австро-венгерских армий. Мы создали на Украине первые Сельскохозяйственные коммуны. Да, я так, товарищи, тогда возразил Ленину. Но теперь я понимаю, что он был во многом прав — мы больше думаем о будущем, чем о настоящем. Сидим со своим шестидесяти тысячным войском, куда нас загнал генерал Слащёв, и ждем у моря погоды. Чего же мы ждем?

— Ждем Лёвку Задова, Нестор Иванович, — неудачно пошутил Василевский.

Махно посмотрел на своего друга вмиг окаменевшим взглядом, взъерошил густую шевелюру:

— Не время для шуток, Гриша. — Мы сидим тут в Ольшанке, как вши в диване, ждем когда кто-то сядет на него своей жирной задницей, и мы тогда напьемся крови. Нет! Надо действовать быстро и решительно.

— Нас беляки зажали почти со всех сторон, Нестор, — сказал начальник штаба. — Деникин перебросил под Умань 2-ой Феодосийский, 1-ый Симферопольский полковника Гвоздакова, 3-ый Литовский и Керчь-Еникальский полки. С юга — 4-ый Литовский корпус. С севера и запада — Петлюра.

— Знаю. Ты уже говорил. Деникин надеется, что мы будем отступать и дальше. А вот и нет!

— Погоди, Нестор, — поморщился Белаш. — Ты же знаешь, мы поймали деникинских бандитов, которые были засланы, чтобы тебя убить.

— Да знаю, бабу, эту как ее, Белую бестию, а с ней какого-то офицера. И что?

— А то, что эта баба очень хочет с тобой встретиться.

— Лева говорит, что у нее что-то важное ко мне. Но я догадываюсь что — скажет где мы можем начать прорываться. А я и так знаю — под Уманью, где нас меньше всего якобы ждут. Предлагаю вот что — начнем завтра вечером с наступления на село Крутенькое, прощупаем офицериков, а на следующий день дадим генеральное сражение под Перегоновкой. Вот, — указал пальцем на карту Махно.

— А если там и будет расставлен самый крепкий капкан? Белые тоже не дураки.

— Это гадание на бобах, дорогой мой товарищ Белаш. С бестией, конечно, встречусь. К ней отправилась моя Галя. Только баба может понять и раскусить другую бабу. Откладывать прорыв не будем. Завтра утром, когда меня убьют, точно определимся с расстановкой корпусов по реке Ятрань. Но в общем мы уже имеем расклад: 1-й корпус встанет по линии Перегоновка — Коржовый Кут, 2-ой займет восточный участок Перегоновка — Краснополье, 3-й встанет в тылу на западной стороне, 4-й на южной части фронта.

Куриленко и Марченко дружно закашлялись, недоуменно поглядели на Батьку.

— Ах да, вы еще не знаете, что завтра утром я должен геройски… нет, бесславно погибнуть в Ольшанке от рук белобандитов.

Наконец, появился Зиньковский, запыхавшийся, с него капал пот. Рукав его был порван.

— Под Комаровкой белые обстреляли, уже со всех сторон обложили, не продохнуть. Вы, наверное уже обсудили поимку лазутчицы Белоглазовой и ее помощника ротмистра Бекасова. Подрыв штаба с Батькой устроим завтра, я уже распорядился огласить по частям о совещании командиров. Итак после гибели Махно, армию возглавит…

— Белаш, — подсказал Нестор Иванович.

— Разумеется. Алеша, — обратился Батька к ординарцу, — скачи теперь на станцию, отстучи в Таганрог. С уважением: их высокопревосходительству Главкому ВСЮР генералу Деникину. Ваша племянница… как её? Ну так, находится в наших руках. Если желаете сохранить ей жизнь, предоставьте коридор для выхода из окружения моей армии в районе Семёновки и Заряновки 12 сентября сего года с 3 до 9 часов утра. В противном случае, ваша племянница будет расстреляна. Ответ дать немедленно. С уважением, и так далее…

— Не поверит Деникин, — покачал головой Лёва. У них там еще один ушлый контрразведчик завелся, полковник Куропаткин. Я встречался, кажется, с ним когда-то, хитрый лис.

— И замечательно что не поверят, — потер с удовольствием руки Махно. — Вернее, наверняка поверят на половину. И этого достаточно, перебросят часть своих войск на юг, а мы ударим, как и решили, завтра вечером на северо-восток.

— В таком случае, завтра будет рано Нестор, — возразил начальник штаба. — Пока там у них в Ставке раскачаются. Лучше перенести на сутки.

— Нет! — ударил кулаком по столу Батька. — Нет. Как я решил, так и будет. Пойми, Гриша, в любом деле важна стремительность, а промедление ведет к крушению планов. Всё! Оставьте меня. Голова разболелась. Кроме Гали ко мне никого не пускать.

Махно стянул со стены карту, попытался её свернуть, но почему-то не получилось. Так и не сложенной, бросил в угол, улегся на кожаный диван, закрыл глаза.