Бенито Гальдос - Повести о ростовщике Торквемаде

И наконец, чтобы полностью удовлетворить пылкое любопытство дам, миссионер уступал слово прославленному географу, выдающемуся натуралисту и смелому исследователю красивейших уголков нашей планеты с их чудесными тайнами, созданными рукой всевышнего. Что могло сравниться по занимательности с его описаниями многоводных рек, благоухающих тропических лесов, горделивых деревьев, которых не касался топор дровосека, вольных, могучих, раскинувших кроны свои над холмами и равнинами, более обширными, чем иная страна в нашем полушарии?

Множество пернатых нашли себе приют в необозримых чащах: пташки всех цветов, размеров и форм, шустрые, щебечущие, одетые в самое нарядное оперение, какое только можно придумать! Гамборена описывал их повадки, раздоры между различными семействами, оспаривающими друг у друга лесные плоды. Ну, а несметные стаи обезьян с уморительными гримасами и почти человеческими ужимками? Можно часами рассказывать об их охоте за летающей и ползающей добычей! В области фауны для Гамборены не было ничего неизвестного; он все видел и изучил, будь то прожорливый крокодил, обитатель замшелых болот и зловонных тростниковых зарослей, или редчайшие виды насекомых, которые своим бесконечным разнообразием приводят в отчаяние самых терпеливых ученых и коллекционеров.

Описание великолепной флоры, скорее религиозное, чем научное, проникнутое благоговейным удивлением перед богатейшим миром божьих созданий, завершало рассказ, доводя до предела восторг слушательниц, которые после нескольких бесед повидали, казалось, все пять частей света.

Крус значительно больше, чем Фидела, приобщалась к духовной жизни удивительного человека; образ мыслей священника находил благоприятную почву в сердце старшей сестры, сливаясь в конце концов с ее собственными думами и чувствами. Так постепенно Крус создала себе новую жизнь: пылкое и чистое преклонение перед духовным отцом, другом и учителем стало отныне единственным цветком ее доселе бесплодного и печального существования; единственным, да, но зато обладающим такой красотой и таким изысканным ароматом, как самые чудесные цветы тропических стран.

При всем своем баснословном богатстве семья Торквемады, или маркиза де Сан Элой, жила вдали от шумных празднеств и балов, пренебрегая светским этикетом, к которому обязывает людей высокое положение, хотя ничто не давало повода обвинить владельцев дворца в скупости или мелочной скаредности. Со времени трагической смерти Рафаэля сестры не знали, что такое театр, и почти не поддерживали связей с так называемым большим светом. В дом к себе они приглашали лишь человек пять-шесть близких друзей. Их трапезы, отменные по качеству блюд, были весьма скромными по числу сотрапезников: редко за стол садилось более двух персон, не считая членов семьи. Званые вечера, балы или рауты с оркестром, легкими закусками и прохладительными напитками не нарушали больше торжественной тишины великолепных зал, опустевших к великой радости сеньора маркиза, который находил в новых порядках единственное утешение от бесчисленных горестей и печалей.

А между тем мало найдется домов в Мадриде, лучше приспособленных для пышной и блестящей жизни на аристократическую ногу. Дворец Гравелинас — бывший особняк Трастамара — построен прочно, но безвкусно в XVII веке, реставрирован по проекту римского архитектора в конце XVIII (когда объединились роды Сан Кинтин и Серинола), вновь отделан в последние годы царствования Исабеллы II владельцем парижанином, который возвел великолепные службы и строения под людскую, библиотеку, оружейную палату, достойно завершившие облик резиденции знатных вельмож. Разумеется, расширение дома после отмены майоратов было истинным безумием и вконец разорило последнего герцога де Гравелинас, обладавшего редкой способностью сорить деньгами. Благородному кабальеро скрепя сердце пришлось подчиниться законам нашего века, по которым недвижимость древних родов переходит в руки новой знати, чьи дворянские грамоты теряются во мраке лавок либо в лабиринтах ростовщичества. Гравелинас доживает остаток дней своих в Биаррице, получая, как помнит читатель, от Торквемады и прочих членов акционерного общества небольшую пенсию, которая позволяет ему жить с комфортом и даже изредка кутить, вспоминая былое величие.

Дворец Гравелинас, ныне де Сан Злой, занимает обширный участок в приходе Сан Маркое между улицами Сан Бернардо и Сан Бернардино. Кто-то остроумно заметил, что единственным недостатком этого княжеского жилища является улица, где высится его суровый фасад. Своим плебейским видом она, подобно безобразной маске, лицемерно скрывает необычайную красоту и изысканность внутреннего убранства дома. Чтобы достичь величественного портала, надо миновать уродливые лавки старьевщиков, грязные харчевни и трактиры, убогие мастерские жестянщиков — остатки прежних кузниц. Боковые улицы сплошь заняты службами дворца Гравелинас: однообразные низкие строения, замыкающие городские проспекты, придают этой части города унылый вид большой деревни. Единственное, чего там не хватает, это садов, и отсутствие их живо ощущают теперешние владелицы дворца, но отнюдь не дон Франсиско, который от души ненавидит все относящееся к растительному царству и не задумываясь променяет прекраснейшее дерево в мире на комод или ночной столик.

Водворение картинной галереи дона Карлоса де Сиснерос повысило материальную и художественную ценность дворца; прежние владельцы, герцоги де Гравелинас, могли похвастать лишь немногочисленными, весьма заурядными портретами кисти современных художников, несколькими фресками Байеу, превосходным расписным потолком, скопированным с плафона Тьеполо, да декоративной живописью Маэльи. Полотна дона Сиснероса пришлись как нельзя более кстати. Просторные залы наполнились картинами и гравюрами великих мастеров, высоко ценившимися в кругу знатоков и коллекционеров. Крус с должной серьезностью отнеслась к размещению подобных сокровищ, советуясь с опытными людьми, как лучше развесить и осветить картины; в результате ее музей вполне мог соперничать со знаменитыми римскими галереями Дориа Памфили и Боргезе. При виде шумного паломничества посетителей — иностранцев и соотечественников, — наперебой просивших разрешения полюбоваться чудесами искусства, великий процентщик в конце концов поздравил себя с обзаведением, ибо если дворец не блистал архитектурой, то один лишь занимаемый им земельный участок стоил горы золота и обещал с каждым днем расти в цене. Вскоре дон Франсиско примирился также с приобретением оружейной палаты и коллекций Сиснероса, ибо если верить интеллигентам, критикам или как их там еще именуют, весь этот жанр, раскрашенные холсты, разрисованные доски, обладают действительной и несомненной ценностью; вполне возможно, недалек тот день, когда он сможет продать все это втридорога.