Рут Дауни - Медикус и пропавшие танцовщицы

Все признаки указывали Тилле на то, что у медикуса нет женщины, однако страхи, что она может заполнить эту пустоту, оказались напрасными. Он к ней не приставал. Даже не пробовал. Возможно, просто не любил женщин. Возможно, как и многие другие доктора, он был греком. А уж про греков-то все знают, что они за безобразники. Но изредка она ловила на себе его взгляд, ясно говоривший: никакой он не грек. Возможно, просто слишком занят. Какова бы ни была причина, следствие Тиллу вполне устраивало. Богиня продолжает хранить её.

Она закончила класть в печку мелкие поленья и распрямилась. Затем обрызгала водой затвердевшую перевязь на руке — вовсе не было желания заживо сгореть от какой-то шальной искры — и, произнеся про себя краткую молитву, высыпала на дрова и растопку мелкие кусочки сухой корпии и чиркнула осколком кремня о сталь. В первый раз, когда ей пришлось делать всё это левой рукой, искра отлетела — и повязка занялась. Хорошо, что быстро удалось потушить...

Тилла тихонько подула на занявшиеся огнём края корпии и снова помолилась, чтобы всё у неё получилось.

Много раз девушка задавалась вопросом, почему её спасли. Выяснить это удалось лишь сегодня утром, когда она зашла в заведение Мерулы. Что ж, через одиннадцать дней руку освободят от повязок и шин, так что десять дней придётся послужить медикусу. Десять дней: за это время она исполнит новое задание, данное ей самой богиней.

Тилла продолжала подкармливать робкий язычок пламени пучками сухой травы и наблюдала за тем, как к потолку поднимается тонкая струйка дыма.

— Юпитер оптимус максимус! — в ужасе пробормотал Рус, остановившись в дверях.

Может, уйти прямо сейчас? Это был один из тех дней, когда Эскулап был явно не на его стороне. Плохой день для врача и ещё худший — для его пациентов; страдания одного из них, с воспалением брюшины, могло облегчить только срочное хирургическое вмешательство, которое вряд ли закончится удачно. Ещё одному следовало удалить осколок стекла из глаза, третьему была произведена ампутация ноги, в которой началась воспаление. Он наблюдал за тем, как прижигает культю его помощник, нервный молодой человек, находящийся на практике, как вдруг в операционную вбежал санитар и сообщил, что внизу, в приёмной, — пять носилок с ранеными. Эти люди пострадали от погрузочного механизма, обрушившегося в доках прямо на несчастных. Началась суета и суматоха — и уже никому не было дела до трубача пенсионного возраста, который жаловался на острую боль в груди. Руса вызвали к нему только после того, как бедняга упал на пол в приёмной и умер. Когда жена старика перестала кричать на Руса и её увели, всю в слезах, кто-то похлопал его по плечу и сообщил, что пациент, которому сделали операцию, тоже умер и что офицер Приск проводит срочное расследование правильности применённых мер и процедур Рус переговорил с товарищами пациента с воспалением брюшины, убедился, что они могут должным образом организовать похороны, и отправился домой обедать.

Он глубоко вздохнул и шагнул в дом. С кухни доносились обрывки какой-то песни. Чем именно занимается там его служанка, помимо пения, разумеется, было загадкой. Рус резко распахнул дверь и спросил:

— Чем это воняет, чёрт побери?

Пение тут же прекратилось. Тилла подняла раскрасневшееся лицо от почерневшей кастрюли, в которой что-то варилось, и заметила:

— А мой хозяин сегодня рано.

— Где обед? — спросил он.

Вместо ответа она указала на полку, специально повешенную высоко, вне досягаемости собак. Свёрнутые кольцом розовые блестящие колбаски живо напомнили Русу о сегодняшней операции и на брюшной полости.

— Обед, — пояснила она. — Скоро. — Ко лбу липли мокрые от пота пряди светлых волос.

Рус перевёл взгляд на угли в печи. У него зародилось весьма неприятное подозрение.

— Ты что, Тилла, с ума сошла? Кипятишь портянки в кастрюле для супа?

Девушка отчаянно замотала головой.

— Я не портянки кипячу.

— Ну смотри, Тилла, если это один из этих твоих британских рецептов...

Она покосилась на кастрюлю, точно решая, как лучше солгать, затем выпрямилась во весь рост, посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

— Это лекарство, хозяин.

Лекарство? Рус вздохнул. Он устал от лекарств и медицины. Медицина его больше не интересовала. Он пришёл домой отдохнуть, отвлечься от страданий других людей, и последнее, чего хотелось, так это видеть дома больного. Напомнив себе о долге, он спросил:

— Тебе что, нужно какое-то новое лекарство для руки?

— Нет, господин.

— Тогда что же — болит что-то ещё?

— Нет, господин. Сейчас буду подавать обед.

— Ладно. Только не забудь как следует отмыть этот котелок, прежде чем будешь в нём готовить.

Она не отводила от него взгляд. И надо сказать, намерения покориться в этом взгляде не читалось.

— Медицина — дело весьма сложное и опасное, Тилла, — нравоучительно произнёс Рус. — И не сводится к тому, чтобы сварить в кастрюльке несколько каких-то корешков. Это может закончиться весьма печально — отравишься, и всё. Я работаю с фармацевтами, которые учились своей специальности долгие годы, и даже они не всегда оказываются правы.

Она отвернулась, размешала содержимое котелка и повесила ложку на ободок.

Рус потёр усталые глаза. Его явно игнорируют. Надо что-то предпринять. Нет, конечно, он не будет хватать служанку за плечи, бешено трясти и кричать: «Давай сюда мой обед!» Это не способ, хотя, может, и стоило бы. И вот он, стараясь выговаривать слова как можно спокойнее, произнёс:

— Если ты чем-то больна, то должна рассказать мне без утайки. Я твой врач.

— Да, господин.

— Так ты больна или нет? — «О боги, сделайте так, чтобы это не оказалось каким-то сложным женским заболеванием...»

— Нет, господин.

— Хорошо. — Он потянулся к тряпкам, что лежали на столе, обмотал ими руки. — Открой дверь, — приказал он, ухватил кастрюлю за металлические ручки и осторожно снял с огня.

Под паром виднелась какая-то густая чёрно-зелёная жидкость, вот последний пузырь выплыл на поверхность, вздулся и лопнул.

Она вышла следом за ним на улицу, ступая по гравию босиком, и наблюдала за тем, как он наклонил кастрюлю и вылил её содержимое в пятно гари, оставшееся на земле. В кастрюле зашипело: это он выгребал остатки прилипшего ко дну варева деревянной ложкой. Увидев, что она стоит рядом, скрестив руки — больная поверх здоровой, — Рус подумал, что не мешало бы сменить повязку — уж больно грязная. Следом за этим пришла другая мысль: что, если она совершала на кухне некий колдовской ритуал? Нет, об этом лучше не спрашивать. Он подошёл к ней и сказал:

— Вообще-то ты у меня молодец, Тилла. Сумела навести в доме порядок.