Анна Пастернак - Любовь принцессы

Конечно, тогда Джеймс даже не подозревал, какие искривленные формы принимает игра ее ума. Он лицезрел красоту ее тела, сияние пылающего от слез лица и блестящих глаз, стройные длинные ноги.

Нежно сдвигая со лба прядь ее волос, он был потрясен впечатлением беззащитности существа, находящегося перед ним.

Они лежали в полном молчании и полном единении. Им не нужно было слов, для которых было еще достаточно времени впереди. Они смотрели друг на друга долгим, внимательным взглядом, полным тихого счастья и удивления, и не находили в нем ни тени сожаления.

Нет, они ни о чем не сожалели. Диана была несколько смущена и пыталась сдерживать свои чувства. Ведь она так полно открылась ему, открыла ему такие тайники души, куда и сама раньше не заглядывала. Но она спрашивала себя: какой смысл отворачиваться от него сейчас? Все произошло так естественно, непринужденно и просто. И он был так нежен и внимателен.

Впервые в своей взрослой жизни рядом с этим человеком она ощутила такой покой на душе, словно вернулась домой после долгих скитаний по голой пустыне. И она не станет омрачать великолепие этих мгновений своими никчемными слезами. Если она была достаточно взрослой, чтобы спровоцировать эту ситуацию, ей нужно самостоятельно с ней справляться. Ей нужно научиться быть самой собой.

Лежа в постели, в которой, как он был уверен, никогда не бывал принц Чарльз, поскольку у него с Дианой были раздельные спальни, и сжимая в объятиях Диану, спавшую безмятежным сном усталого человека, Джеймс подумал, что с ним никогда еще такого не было. Он изучал ее, такую милую и беззащитную во сне; она уткнулась в него лицом, и он испытывал прилив теплоты и нежности. Он чувствовал на груди ее дыхание и был захвачен красотой и покоем этой минуты.

Разглядывая в сумраке обстановку спальни, он поразился ее детскому антуражу, словно Диана так и не повзрослела, так и не смогла забыть романтических грез детства. И внушительный вид широкой двуспальной кровати не мог рассеять этого впечатления, ведь тут же рядом располагался диванчик, на котором она аккуратно в ряд рассадила всех своих пушистых игрушечных зверей — друзей ее детских лет, с которыми она ложилась в постель, когда жила в Парк-Хаусе, которые утешали ее и охраняли, и от их уютного покровительства она не хотела, не готова была отказаться.

Впоследствии Джеймс любил дразнить ее, раскидывая зверюшек по всей комнате. Но тогда она была уже морально готова к тому, что ее любимцы летят по комнате, падая на толстый ковер или ударяясь о стены, увешанные прекрасными картинами.

Слишком возбужденный, чтобы уснуть, он лежал, упиваясь каждым волшебным мгновением их свидания. Его восхищало, что все произошло так естественно. В это было трудно поверить, но ему казалось, что его душа, расколотая надвое, наконец-то нашла свою половину и воссоединилась с ней. Раньше в подобной ситуации он всегда ощущал потребность удалиться, остаться одному, и сознание, что он вынужден оставаться, чтобы никого не обидеть, удушающе действовало на него.

Но сейчас все было по-другому. Он был волен уйти, но не мог, не хотел этого делать. Теперь это представлялось ему так, словно он должен оторвать часть самого себя, зная, как долго и горько придется переживать потерю.

Бой часов донесшийся снаружи, навел его на мысль о неумолимом времени, и, когда пробило два часа ночи, он решил, что ему пора уходить. Как бы он хотел расслабиться и уснуть, обнимая ее, но не мог себе этого позволить, чтобы не обнаружить своего присутствия утром. Он осторожно высвободился из тесного сплетения рук Дианы и пошел одеваться в ванную комнату. Он огляделся: повсюду по краям роскошной ванны и раковины были расставлены фотографии ее мальчиков, Уильяма и Гарри. Ванная комната была просторная и светлая, наполненная сиянием зеркальных стен и ароматом дорогого мыла.

Он мгновенно уловил, чего здесь явно не хватает: среди счастливых, веселых семейных фотографий в этом святилище не было ни одной фотографии ее мужа.

Он тихо вернулся в комнату и сел на край кровати, нежной лаской и поцелуями стараясь разбудить ее, чтобы попрощаться.

Она проснулась и сказала, что ей невыносимо думать о его уходе, что она не представляет себя здесь, в этой кровати, одной после его ухода, что теперь, когда она ощутила его тепло, ей тут будет холодно и одиноко. Она прижалась к нему, не желая отпускать, а он признался, каких титанических усилий стоит ему покинуть ее, как неимоверно трудно совершить этот шаг и едва ли когда-нибудь это будет иначе. Но ради них обоих ему нужно быть сильным и благоразумным.

Он сказал, что они должны быть благодарны судьбе за то, что она свела их вместе таким волшебным образом, и пообещал вечно хранить в сердце этот вечер. Что бы ни произошло с ним в будущем, никто не отнимет у него этих воспоминаний. Он говорил, что они сошлись так легко и естественно, словно были созданы друг для друга, и он просто обязан сделать ее счастливой.

Диана так боялась быть брошенной, что нуждалась в подтверждении, в новых доказательствах его чувств. И зная это, он старался рассеять ее сомнения словами любви и восхищения. Он говорил ей, как она прекрасна. Знает ли она сама, как она очаровательна? Он говорил, что она заставила его сердце петь.

А она снова и снова спрашивала, находит ли он ее достаточно привлекательной, волнует ли она его как женщина. Перед неизбежным расставанием вновь ожили ее обычные страхи. Он взял ее за руку и размеренно и спокойно произнес: «Не к чему волноваться и терзаться, Диана. Ты удивительная, восхитительная женщина, и я очарован тобой. Я люблю тебя».

И он ушел.

Он сбежал по лестнице вниз и вышел наружу. Свежий ночной воздух не мог остудить внутреннего огня. Он летел как на крыльях, он витал в облаках, не замечая окружающего.

По счастью, он привык ничем не выдавать своих эмоций, и полицейский, вежливо кивнувший ему на выходе, даже не догадывался, какая безграничная радость бурлила в нем, и принял его за обычного гостя, возвращающегося с затянувшегося ужина.

Джеймс не заметил, как вернулся в свою квартиру в Саут-Кенсингтоне, припарковал машину и лег в постель. Он был полон воспоминаний, его разум, потрясенный случившимся, пытался оживить каждую минуту той встречи. Он полюбил такую женщину! И она, хотя бы отчасти, ответила ему взаимностью! Он лежал в своей постели, не чувствуя прохлады простыней, поскольку его тело еще хранило ее тепло, хранило отпечаток ее тела в его долгих, тесных объятиях.

Казалось, сон никогда не придет. Да ему и не хотелось спать — ему хотелось как можно дольше переживать события минувшего вечера. С другой стороны, по телу разливалась приятная усталость, обычно сопровождающая счастливый исход после долгого напряжения. Он не ошибся в силе взаимного влечения, которое ощутил на том судьбоносном балу, чему получил яркое подтверждение.