Анна Пастернак - Любовь принцессы

Его святая обязанность сделать так, чтобы любовь и надежда переполняли Диану, чтобы она смогла забыть свои прежние несчастья, смогла почувствовать свою значительность, свою нужность людям и отбросить терзающие душу сомнения.

Он понимал также, что только он может помочь ей осознать свою женскую привлекательность, вернуть ей уверенность в себе. Мягко и постепенно он смог бы ее убедить, что она ничем не хуже других женщин, а по правде говоря, и лучше многих, что она обладает редкой притягательной силой, которой он не может противиться.

Впрочем, все это не входило в его служебные обязанности. Это были негласные законы любви. Он чувствовал, что, пока достанет сил, он будет стараться облегчить ее страдания, что при всякой возможности будет стремиться доставить ей радость, способную исцелить ее боль. Преданная любовь не отделяет своих чувств от чувств предмета своей любви. Радость, страх и боль одного становятся радостью, страхом и болью другого. Но боль одного ранит вдвойне другого, который, чтобы защитить любимого, старается взять на себя его боль, нести ее за двоих.

И Джеймс окунулся в изучение милых подробностей ее жизни. Она спрашивала его, понравилось ли ему платье, в котором она была накануне, и смеялась, когда он, смешно юля и изворачиваясь, вынужден был признать, что не помнит, как она была одета. Ибо Джеймса не волновал внешний вид Дианы. Он любил ее слишком сильно, чтобы останавливать взгляд на столь несущественной материи, как ее наряды. Он видел истинную Диану, ее лицо, лучащееся красотой или омраченное горем. Ему она всегда казалась прекрасной и блистательной. В его глазах никаких погрешностей в ее облике просто не могло быть.

Более всего ему нравилось помогать ей готовить выступления, оттачивать речь и обретать уверенность. Он понимал, что тут он может оказаться особенно полезным, найдя наилучшее применение своим критическим дарованиям в точных советах, где, на его взгляд, следует возвысить голос, а где понизить.

Особенностью их отношений вскоре стало то, что по утрам они регулярно встречались на уроках верховой езды, а вечера проводили врозь, каждый в своей компании в Кенсингтонском дворце, и лишь при счастливом стечении обстоятельств и совпадении расписания им доводилось провести вместе еще несколько часов.

Конечно, к тому времени они уже оба прекрасно понимали, что она приезжает не ради верховой езды, что верховая езда вообще не ее спорт, что ей бы больше подошло плавание или теннис. Диана, которая, если знала, чего она хочет, могла добиваться этого достаточно упорно, избавилась от присутствия Хейзл Уэст, получив возможность оставаться с Джеймсом наедине.

Хотя в их поведении на людях не заметно было никаких перемен, но даже страшно было подумать, что произошло бы, если кому-нибудь — хоть этим солдатам, неизменным свидетелям их встреч, — открылась истина об их интимной близости, тщательно скрываемой за светскими рукопожатиями, поклонами и приветствиями.

В Джеймсе Диана нашла истинного кавалера. И правда, он родился не в то время, он был человеком другой эпохи. Он был воспитан в строгих старомодных правилах чести, и пока он был рядом, на нее не могла пасть даже тень подозрения.

Она могла быть твердо уверена, никогда даже не обсуждая с ним этого, что он никому ни при каких условиях не поверит тайны их отношений, что их роман надежно упрятан от любопытных глаз; что Джеймс не позволит себе даже ласкового взгляда в ее сторону, если он может быть нежелательно истолкован; что он давно привык скрывать свои чувства и так научился владеть лицом, что по его виду никто ни о чем не смог бы догадаться.

Правила поведения при адюльтере составляли часть того кодекса поведения, которого он, как человек военный, будет строго придерживаться. Диана была уверена, что, достаточно скрытный всегда, он и в чаду ночной пирушки в офицерской столовой, когда алкоголь развязывает любые языки, не поддастся искушению похвастаться перед приятелями своими победами. Нет, он был слишком выдержанным человеком, чтобы хоть на мгновение забыть о том, как много поставлено на карту.

И все же риск был очень велик. Что и говорить, они всегда соблюдали осторожность, их встречи планировались с аккуратностью военной операции, в присутствии посторонних они соблюдали все приличествующие нормы, но знали, что случай, сведший их для счастливой любви, рано или поздно потребует от них расплаты.

В первые месяцы они не заглядывали в будущее и жили только в настоящем, только в той идеальной, похожей на сон тонкой прослойке времени, где гнездилось их счастье. Их общение ограничивалось теми часами прогулок в Гайд-парке, когда, пустив лошадей шагом, ехали они бок о бок и вели неприхотливую сдержанную беседу.

Когда в 1987 году Джеймсу присвоили звание майора и перевели служить в Комбермерские казармы, расположенные в непосредственной близи от Виндзорского замка, Диана попросту последовала за ним и они продолжали уроки на просторах элегантного Виндзорского парка. Там, уносясь легким галопом в глубины старинного парка, под сень редких вековых дубов, чувствовали они себя еще вольготней и невинней. Иногда Джеймс стремительно вылетал вперед, демонстрируя яркое искусство верховой езды, и в такие минуты, восхищаясь его ловкостью и смелостью в обращении с лошадьми, Диана испытывала особое влечение к нему. Безусловно, в этом занятии, украшающем всякого мужчину, проявлялся его особый талант, особое умение. И легкость, с которой Джеймс переключался на лошадей, мгновенно забывая о ее существовании, сердила и одновременно необъяснимо притягивала.

Союз их был настоящим и полным слиянием душ, тел и разума. Им не пришлось притираться друг к другу, сглаживать острые углы, потому что таких углов и вовсе не было. Они подходили друг к другу плотно, словно две части разрезной картинки. И как Джеймс, терпеливо выслушивая Диану и стараясь вникнуть в ее заботы, стараясь поддержать ее веру в важность той общественной работы, которой она отдавалась с такой страстью, давал Диане дополнительный стимул, так и Диана болела за него и верила в его успех. О своем восторге по поводу его продвижения по службе она не уставала повторять ему в многочисленных письмах и поздравительных открытках. Она знала, что при его терпении, рвении и прилежании, при его бесстрашии, при его вере в воинский долг и той гордости, с какой он его исполняет, он был прирожденным лидером.

Она любит его, хочет стать частью его жизни, а значит, должна разделять и все его служебные заботы. Она знала, как серьезно он к ним относится, как много они для него значат, и задавала бесчисленные вопросы, желая знать о его службе все до мелочей.