Ирина Корженевская - Девочка-Царцаха

— До свиданья, братишка! Через месяц увидимся, и тогда... Лицо его опять стало противным, масленым...

Будем вместе работать на Шарголе..— поспешно докончила Ксения.— Счастливого пути!

...Председатель Давстинского исполкома выслушал Ксению и покачал головой.

Мы голодаем. Какой тут еще саранча! У нашего народа подвод нет, быков нет, работать не можем, потому что голодный. Пускай твой управление нам сначала кушать дает.

— Вы смеетесь?

— Зачем смеется? Говорю — пускай твой начальник нам кушать дает.

— Ага... Теперь понятно. Напишите-ка это — «давай кушать»... А то мне не поверят.

Председатель посмотрел на нее, подумал-подумал и сказал:

— Ну, чего тебе от меня надо?!

Физиономия его при этом была такая плаксивая, что Ксения не знала, сердиться или смеяться.

— Секретаря мне надо,— сказала она наконец,— с вами, видать, не столкуешься. Может быть, он 'меня лучше поймет.

— Зачем тебе секретарь, когда я сам председатель! Секретарь в командировку в Астрахань поехал. Говори, что тебе надо?

— Ехать на обследование надо.

— Разве я тебе мешаю? Почтарь есть, лошадь тоже есть. Поезжай, ради бога, куда хочешь, только голову не морочь!

— Поедем вместе.

— Зачем мне ехать? Ты сам можешь ехать. Когда степь посмотришь —разговаривать будем.

— А где у вас была саранча?

— В Юзгинзах поезжай,— сказал председатель,— там народ спросишь.

Поняв, что сам он ничего не знает и хочет от нее отделаться, Ксения сделала попытку поговорить с учительницей, но на дверях школы была приколота записка: «Уехала в Астрахань».

Делать было нечего, поехала в Юзгинзах одна.

Какое же это было нудное путешествие! Угатаевские степи — чуть-чуть не пустыня! Глаза остановить не на чем? Вдоль тракта тянутся пески, пески и пески. Но вот наконец зазеленело урочище Гавала. Здесь стоит кибитка почтаря, ей нужно поменять почтовых и ехать дальше, но разве уедешь, когда вся земля перед тобой усеяна мертвой саранчой?..

Ксения излазила все урочище вдоль и поперек и везде находила так много кубышек, что в глазах у нее зарябило. Если на квадратный метр в среднем выходило сорок восемь кубышек, а в кубышке, самое меньшее, по сто яиц, то... четыреста восемьдесят миллионов на один только гектар! Ксения впала в отчаяние. А председатель не знает! Неужели он никогда не был здесь! Неужто ямщик не рассказывал ему про саранчу, которая паслась у него под носом? Ужас какой!

Совершенно измученная вернулась она к почтарю. Он, как всегда, ловил лошадь два часа, а потом стал пить чай.

Ксения лежала в траве, смотрела в небо и старалась представить четыреста восемьдесят миллионов саранчи в воздухе.

«Когда она летит, вероятно, темно, как ночью»,— думала она.

Жена почтаря вышла из кибитки с грудным ребенком на руках и подошла к Ксении. Присев на корточки, она потрогала Ксенин жакет и задала ей единственный вопрос — есть ли у нее муж.

— Нет... —Ксения поднялась на локте, взглянула на нее и обмерла: лицо женщины было усеяно страшными язвами. Но женщина улыбалась как ни в чем не бывало:

— Айда на кибитка чай пить.

Ребенок закапризничал и повернул головку. Она тоже была в язвах.

—К доктору!—сказала Ксения, вскочив, как ужаленная, и указывая на язвы.— К доктору, шулухар, шулухар!

— Дохтур нет... Очень далеко дохтур... Сюда не прийдет... Айда...

Отказаться от чая прямо Ксения не могла — боялась обидеть... Шла в кибитку и мучительно думала —как же быть? Вдруг это сифилис или еще что-нибудь заразное...

Решив изобразить зубную боль, она схватилась за щеку и глухо застонала. Женщина участливо смотрела на нее и качала головой.

«Поверила. А я ее, беднягу, обманываю из вежливости...»— думала Ксения, присаживаясь у очага, как и калмыки, на корточки и не переставая стонать.

«Теперь уж не обидится!»

Она взяла чашку с чаем, как будто хотела пить, но снова схватилась за щеку.

После чая почтарь раздумал ехать на лошади и потратил еще полчаса на то, чтобы запрячь вместо нее верблюда.

Верблюд был явно недоволен. Ему помешали валяться в золе, и он скрипел, как немазаное колесо, поводя по сторонам красивыми черными глазами.

И снова Ксения ехала долго-долго.

Расплачиваясь с почтарем в юзгинзаховском сельсовете, она сказала секретарю:

— У этого ямщика сильно болеют жена и ребенок. Скажите ему, чтобы он скорее отвез их к доктору.

— Он говорит, что не может оставить кибитку без присмотра, жена должна быть дома,— объяснил секретарь, переговорив с ямщиком.

— Лжет,— возразила Ксения.— Я видела у него в кибитке мальчика лет пятнадцати, да и кибитку его никто не возьмет. Скажите ему что-нибудь пострашнее, напугайте его как-нибудь... Скажите хотя бы, что если он не обратится к доктору, у его жены и ребенка провалятся носы, а потом они обязательно заразят и его...

Секретарь снова принялся толковать с ямщиком.

— Кажется, уговорил,— сказал он наконец.— Обещает завтра утром отвезти их в Давсту. Я про нос ему сказал...

— Правда?— Ксения дернула почтаря за бешмет.— Обещаешь?

Он закивал.

— Ну, смотри... Я поеду обратно — проверю!

Через двое суток Ксения возвращалась в Давсту. Приближаясь к урочищу Газала, она обогнала пешехода. Еще издали она обратила внимание на него: он шел медленно с маленьким узелком, часто оглядывался и отошел в сторону, чтобы пропустить подводу... Поравнявшись с ним, Ксения заметила, что он хочет что-то ей сказать...

— Остановись, ямщик!—Она повернулась и помахала пешеходу. Он тотчас подбежал к ней.

— Вот спасибо, гражданочка.— Тяжело дыша, он уселся на подводу и, сняв фуражку, стал обмахиваться.— Очень и очень вам благодарен.

Это был высокий и очень полный мужчина в не совсем чистом сером костюме. На его покрытом красным загаром лице сильно выделялись небольшие светло-голубые глаза с необычайно кротким детским выражением. Щеки его были покрыты рыжеватой щетиной, такие же рыжеватые волосы были зачесаны назад.

— Вам далеко?— спросила Ксения.

Он ответил не сразу:

— Да, далеко... А вы куда?

— Пока в Давсту...

— Вот и мне туда же, так оказать.

Ксения предложила ему папиросу.

— Откуда вы идете?

Он жадно закурил.

— Из Юзгинзаха.

— А почему пешком?

— Откровенно сказать...— он немного замялся,— денег нет. Они подъехали к кибитке газалинского почтаря.

— К доктору ездил?— спросила Ксения хозяина.

— Толмач нет,— ответил он, не сморгнув.

— Врешь, что толмача нет. Помнишь Юзгинзах? Я сказала тебе—жену и ребенка нужно отвезти к доктору. Ты обещал... Где она?— Ксения заглянула в кибитку. Женщина встретила ее смущенной улыбкой и показала на мужа так, что Ксения без слов поняла: «Это не я, а он меня не пускает».

— Время нет,— крикнул почтарь, уже запрягавший лошадь.