Ирина Барабанова - Странная девочка, которая не умела как все

Редактор Лилия Илюшина

Корректор Лилия Илюшина

Иллюстратор Александра Алексеева

© Ирина Барабанова, 2021

© Александра Алексеева, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-0050-5266-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается моей маме

Ждали мальчика. По всем народным приметам это был он. Родилась девочка.

Это было настолько непредсказуемо, что папа не поверил врачу. Даже нагрубил. Расстроился. Выпил. Обескураженный пришел к окнам палаты и еще раз с надеждой в голосе вопросил:

– Ну, кто?!

– Девочка!!! – ответила усталая, но сияющая мама.

– …

Он стал хлопать себя по карманам в поисках сигареты. Нашел. Достал. Блин, сломалась. Так, другую… Спички… Не зажигается… Выкинул все.

Потоптался на месте. Поразмышлял. Потеребил ветку. Оторвал лист. Закусил. Сплюнул. Поднял глаза к третьему этажу и махнул рукой:

– Нууу… лааадно! Пусть так… Но смотри, чтоб не подменили!!!

Палата с мамашами сползла под кровати. Хохот стоял нечеловеческий.

Мама в первые минуты не поняла, почему все смеются. Она с изумлением смотрела на своего ребенка и никак не могла осознать его как что-то отдельное. Чувствовала каждый вдох – выдох и трепетала.

Однако подменить, если бы даже захотели, – не смогли бы. Никто бы не решился покуситься на этот громогласный комок, сотрясающий стены и категорически не берущий грудь в зеленке. А потому у всех малышей рты были зеленые, а у меня одной – розовый. Как и полагалось по инструкции Создателя.

Бабушка долго рассматривала, склонившись над кроваткой, и все не могла определить, на кого же эта девочка похожа.

– На саму себя! – крикнул дед из-под газеты.

– Так не бывает. Можно подумать, что родители тут совсем ни при чем. У нас вон их пятеро. И в каждом мои черты, и, к сожалению, твои.

– Что значит, к сожалению? А чьи еще они должны быть?!

Дед отложил газету и пошел в наступление. Бабушка бросилась к нему навстречу.

Мама на улице развешивала пеленки.

И только папа уже не задавал никаких вопросов. Он сладко спал. И даже похрапывал, стоя на коленях и прижавшись лбом к деревянным прутьям детской кроватки. Я молчала уже целых 10 минут. Это было самое большое счастье, какое он переживал за всю свою сознательную жизнь. Ему снились мыльные пузыри.

В тот день никто не будил меня в спешке, чтобы скорее экспортировать в детский сад. Не требовал пошевеливаться в ванной и не падать сонным носом в кашу. Необычная тишина заставила (ну любопытно же) самой выбраться из кровати и пришлепать на кухню. А там был… папа… в холодильнике. Открыл дверцу и уставился в него как в телевизор. Морщил лоб и даже, потрепав меня по голове, не заметил.

В спальне нашла маму. Она сладко потягивалась.

Ух ты! А чего это? Странно.

Забралась к ней под одеяло. Но уснуть не получилось. В животе загремели трубадуры. Обычно еду в меня запихивали под песни и пляски разных народов мира, а тут даже ничего не предлагали. Определенно что-то случилось. Или должно?

В дверях появился папа. Он был горд собой и улыбался. Принес две половинки огурца с солью. Оказалось, что это и был наш с мамой завтрак (!) Сегодня он – главный человек на кухне. А мама – на диване. Обычно все наоборот.

Ну, съели, и что?

Принес еще.

Еще съели. Только радости никакой. Организм привык к каше и сырникам со сметаной. Все остальное – баловство и разочарование.

Только кроме меня, пожалуй, так больше никто не думал. Эти двое постоянно шушукались и неприлично хихикали. В целом, как сказала бы моя воспитательница, вели себя неадекватно. Ох!

Тогда я сама пошла на кухню. А что делать? Голод – не добрая соседка с пирожками. Ну, что тут у нас из запасов? Зеленый горошек в пакете, желтый горошек, коричневый мелкий, белый порошок, молоко, яйца… Все, что нашла, – на коврик. Добавить воды (как в песочнице), накрошить зелени (папа вчера цветы принес) и украсить конфетами. На вид получилось грандиозно. Вот оно – настоящее кулинарное мастерство. Это вам не огурцы на половинки делить. Собралась было руки помыть, да по тарелкам разложить…. но тут случилось неожиданное….

Эти двое «хихикающих» выросли надо мной, как два динозавра. С выпученными глазами и раскрытыми ртами. Схватили и прямо в пижаме – под душ с мочалкой. Молча изничтожили все мое «искусство», красовавшееся посреди кухни. Без намеков на благодарность.

Мама со вздохом пошла к плите. Папа – стирать коврик и одновременно мыть полы.

Вечером мы чинно сидели за столом. Ужинали.

Они опять улыбались. Как оказалось, по случаю праздника. Назывался он «8 марта». Посвящался нам с мамой. Девочкам. Мне сразу вспомнилось, что бабушка называла меня папиной «копией», и я засомневалась. Договорились, что буду праздновать мужской праздник, как «копия» и женский, как «оригинал». Подарки, соответственно, должны прилагаться к каждому. Кто-то может и поспорил бы. Я не стала. И, довольная, пошлепала обратно в кровать.

Ветрянка и карантин в детском саду – это кошмар для родителей. Но не для трехлетней девочки. Даже с пятнами зеленки на лице она стоит перед зеркалом и видит в нем принцессу. Потому что на голове прическа из длинной марли, на груди блестящие бусы, мамина юбка до пят и, разумеется, ее же туфли на каблуке. Еще полфлакончика парфюма, красной помады во все лицо и жизнь вообще удалась. Дело лишь за прЫнцем. Пусть он тоже в изумрудных болячках от ветрянки, но обязательно, чтобы на белом коне из перевернутой табуретки и с саблей из сломанной лыжи. Вот он такой с воплем врывается в квартиру, «отрубает» коту голову (а кому еще?) и вместе с такой же орущей прЫнцессой мчит в коридор, по лестнице и на улицу. Там их обоих ловит бабушка Галя (она же Кощей и Дракон в одном лице), срывает магические декорации, отмывает креатив и возвращает в скучную реальность. Только она еще не знает, что в три года пространство всегда перевернуто и наполнено волшебством и звездами. Поэтому прЫнца и прЫнцессу не остановить. Они в любом наряде молоды и прекрасны. Смелы, находчивы и беспощадны к хрупкому германскому сервизу на 8 персон. И усмирить их можно только одним способом: взять на ручки, нежно прижать к теплой груди и рассказать сказку.

Правосознание – коварная штука. По рассказам очевидцев у меня оно (или она) проснулось года в три от роду. Причем, зимой. В начале 80-х. В шубе, валенках, в бабушкиной толстой шерстяной шали я стояла перед деревянной лестницей в подъезде и пыталась ее покорить. Отчаянно. Каждый раз скатываясь с первой ступеньки, но упорно двигаясь вверх, к цели. Сизиф в этот момент был моим братом. Только он камень в гору закатывал, а я саму себя. Тянула. Как могла и не могла. Первым не выдержал отец. Взял взрослой рукой за воротник и… мой полет прошел стремительно и легко. Но на пятой ступеньке Сознание перешло в Осознание, и я закричала: