Сергей Богачев - Аляска – Крым: сделка века

Закончив многословный обмен комплиментами, такой свойственный стилю ведения беседы между князьями, собеседники вернулись к теме разговора, который продолжил Горчаков:

– Так вот. Игнатьев срочной депешей доложил о том, что османский султан Абдул-Азиз после встречи с английским посланником Эллиотом и неким господином Клиффордом, сопровождавшим того на аудиенции у светлейшего, надиктовал распоряжение, в котором Главному визирю предписывалось срочным образом подготовить детальный доклад о состоянии флота и береговых укреплений на северных и западных территориях, имеющих выход к Чёрному морю.

– Генерал-лейтенант Игнатьев настолько информирован о событиях, происходящих в султанском дворце, что это вызывает у меня только искреннее восхищение вашей службой, светлейший князь… – Константин Николаевич Романов никогда не славился расточительством в смысле похвалы и комплиментов, скорее за ним закрепилась репутация человека, крайне скупого на дифирамбы. Зная об этом, Лузгин отнёс услышанное к экстраординарным достижениям посла в Константинополе и заочно проникся к нему, как коллеге по разведывательному ремеслу, искренним уважением.

– Соглашусь с Вами, Ваше высочество. Но отставим в сторону эмоции, они мешают трезвым размышлениям.

Лузгин поймал себя на мысли – встреть он этого почтенного старика на какой-нибудь из набережных или в театре, облаченным в гражданские одежды, никогда он не смог бы просчитать его род деятельности. Лицо Горчакова источало настолько благостный настрой, что впору было бы его представить каким-нибудь отставным предводителем дворянства, раздающим приглашения на императорский бал.

«А он, этот милейший пожилой аристократ, сейчас говорит о будущей войне… Да таким тоном, будто здесь обсуждают круассаны Бювье… Вот уж, поистине, старый лис. Даже не могу себе представить, что должно произойти, чтобы Горчаков потерял самообладание…» – с некоторым оттенком восхищения подумал адъютант. Он сам множество раз корил себя за всплески юношеской вспыльчивости и клялся себе совладать с этим своим недостатком.

– Я могу допустить, что султан, предрасположенный к резким поворотам мыслей и поступков, внезапно озаботился боеготовностью своих войск и не тревожил бы Ваше высочество, если бы описываемый эпизод не совпал с получением еще одной депеши. На этот раз – из нашей дипломатической миссии в Лондоне, от посла Бруннова. Адмиралтейство требует ускорить спуск на воду двух броненосцев, изначально заказанных для флота Её Величества королевы Виктории. И что? Спросите вы?

Великий князь и его адъютант ничего не спросили, зная о такой манере Горчакова вести диалог – он любил задавать вопросы и сам на них отвечать, предвосхищая реакцию собеседников.

– А то, что отдельно приказано собрать двухмесячный боекомплект для всех орудий этих броненосцев. Два месяца боя!

– Обычно боезапас хранится в арсеналах и суда пополняют его перед выходом в море, – Лузгин впервые за время беседы позволил себе обозначиться в диалоге двух князей. – Но два месяца – это не боезапас, это транспортировка боезапаса в какой-то другой арсенал.

– Любопытно, не правда ли? – казалось, Горчаков сейчас станет от удовольствия потирать ладоши, как тот лицеист, сдавший испытание самому суровому своему профессору.

– Я подозреваю, что у Его светлости есть ещё какой-то козырь в кармане, о котором мы не догадываемся… – князь Константин Николаевич с характерным прищуром глянул на своего адъютанта, с трудом сдерживающего улыбку.

– Ваше высочество! Вы, как обычно, проницательны! Опять Игнатьев! Этот сукин сын, сам не зная зачем, отрапортовал вчера, что в бухте Чешме турки собираются срочно возводить новые арсеналы. А что? От наших глаз далече, но до Босфора не так уж и далеко, да и броненосцам по пути.

– А может, они там и станут? – вопрос Великого князя не требовал ответа, скорее, он был зада для дальнейшего размышления. – Александр Михайлович, распорядитесь Игнатьеву присматривать и за султаном, и за его арсеналами. Скажите углубиться в детали. Мы здесь уж как-то сложим из них общую картину.

– Надеюсь, Ваше высочество, я был кстати. Государю вы доложите? Или мне озаботиться? – Горчаков этим предложением подтвердил свой статус профессионального дипломата – ему гоняться за лаврами не пристало, он свое от государя и от жизни уже получил, пусть лучше младший брат расскажет царю о надвигающейся опасности. Не упомянуть министра иностранных дел он не сможет, а большего и не нужно.

– Государь получит исчерпывающее сообщение об успехах министерства иностранных дел. Можете не сомневаться, Александр Михайлович… – Великий князь привстал в знак того, что аудиенция закончена.

– За сим, разрешите откланяться, Ваше высочество, – Горчаков, преодолевая дискомфорт в суставах, поднялся, опираясь на трость. – Можете не сомневаться, если будут новости от Игнатьева, я зайду… И на взаимность рассчитываю. Вы же здесь недаром заперлись, будто в тайной комнате для ритуалов… Наколдуете – поделитесь. Там глядишь – как-то вместе с островитянами совладаем…

Дождавшись, когда канцлер удалится, хозяин кабинета, пребывая в раздумьях, заложил обе руки за спину и подошёл к окну:

– Уже стемнело, а я за весь день так и не ступил за порог кабинета, – Великий князь Константин Николаевич снял пенсне и заботливо протер стекла специально для этого припасенной бархоткой с вензелем в углу.

– Давайте, капитан, побеседуем в пути. Тем более, нам не придется скрываться от дождя, поедем в пролетке.

– Ваша воля, Ваше Высочество, – адъютант принял стойку «смирно», выказывая своё уважение шефу.

– Экий ты служака стал, Лузгин… Отвык, что ли… – Константин Николаевич ухмыльнулся, да так, что капитан второго ранга Лузгин живо вспомнил их первую встречу, закончившуюся его приемом в адъютанты. С тех пор он не знал покоя, пребывая постоянно в разъездах по поручениям Великого князя. Иногда это были дела государственной важности, как инспекция завода Новороссийского общества и прочих предприятий юга России. Иногда – просто щекотливые поручения, требующие некоторой конфиденциальности и неформального подхода, но всякий раз, по возвращении в Санкт-Петербург, адъютант Его Высочества ловил себя на мысли, что быстро отвыкает от столичного уклада жизни, теряет сноровку. Вот, и в этот раз произошло нечто подобное.

– Ваше Высочество, знаете ли, провинция накладывает неизгладимый отпечаток. Фасады Петербурга давят своим величием, – капитан улыбнулся и позволил себе расслабиться.

– Мне ли этого не знать, мой дорогой друг, – Великий князь слыл при дворе большим либералом и иногда отступал от правил, справедливо считая, что люди, которых он к себе приблизил, достойны более доверительного тона, чем предписано этикетом и «Табелем о рангах». – Стоит выехать за пределы столицы, так открываются такие виды! Там нет, конечно, мрамора, там все больше срубы, да купола церковные, но ведь разве не прелесть? А? Что думаете, господин провинциал?