Сергей Богачев - Аляска – Крым: сделка века

– Капитан… – Великий князь Константин Николаевич не любил экспромтов, если они не в его исполнении.

– Под мою ответственность. Это абсолютно точно. Он здесь.

Оркестр заиграл марш лейб-гвардии Семеновского полка, обозначив, что первым из рук государя получит награду офицер в синей форме.

– Еще несколько минут, Ваше высочество, еще несколько минут… – Лузгин, как и все присутствующие, аплодисментами сопровождал каждое вручение государем именной шпаги победителям скачек.

Торжественная часть, сопровождаемая сменяющимися маршами полков в исполнении оркестра, длилась около четверти часа.

Счастливец, пришедший к финишу первым на донском скакуне конюшни Иловайских, из рук императора получил три тысячи рублей и хронометр на золотой цепочке. Второму офицеру, искренне раздосадованному тем, что проиграл победителю всего лишь полкорпуса, достался ценный приз и тысяча семьсот рублей наличными, а третий, отставший от фаворитов более, чем на десять секунд, получил семьсот рублей.

Все это время Лузгин находился в свите государя, прямо рядом с Великим князем, пытаясь перекричать звуки барабанов и труб, чтобы доложить о своих похождениях за последние двое суток. Председатель Государственного совета ни на секунду не изменился в лице, а лишь официально улыбался при вручении очередного приза.

– Дело сделано, господа, примите мои поздравления! В следующем году скачки будут проходить также на дистанции в четыре версты, с препятствиями! – громко оповестил присутствующих Александр II, чем вызвал овацию придворных.

– Мой государь… – Великий князь, подождав, пока царь закончит обмен любезностями и примет все комплименты от придворной публики, стал справа от брата, обратив на себя его внимание. – Труды Генштаба и моих адъютантов не прошли даром. Обстоятельства сложились так, что именно сейчас мы готовы представить Вам, Ваше величество, агента британского Адмиралтейства в Петербурге. Единственное, о чём прошу – примите участие в нашей постановке. Хотя бы в качестве зрителя… Вы знаете, я слаб в режиссуре, это Вы могли заметить еще по нашим наивным детским спектаклям, потому предпочитаю сильную драматургию, где сценарий основан на реальных событиях и уверен – развязка в Вашем присутствии украсит любой спектакль. Тем более, что написание этой пьесы заняло несколько лет. Позволите?

Великий князь, столкнувшись с колким взглядом старшего брата, картинным движением пригласил его проследовать вместе, однако, получилось так, что образовался коридор из желающих поприветствовать царя. Военачальники, министры, фрейлины и простые офицеры стали в линию в надежде получить если не рукопожатие, то хотя бы кивок в свою сторону, чтобы потом весь следующий год с упоением рассказывать об этой своей удаче родственникам, друзьям и завистникам.

Генералы отдавали честь, барышни перед государем замирали в книксене, чиновники разного ранга молча и смиренно кивали в ответ на приветствие царя, подтверждая свою преданность. Лузгин шел параллельно процессии, только за спинами государевых подданных, и вот, когда пришла очередь одного из них лично удостоиться чести ощутить рукопожатие императора, капитан, протиснувшись сквозь зрителей, подобрался к нему со спины.

Подданный Его величества уж было, протянул руку для приветствия, как сзади раздался голос адъютанта:

– Владимир Алексеевич, лорд Клиффорд из Лондонского Адмиралтейства просил вас озаботиться планами крымских тоннелей. Еще очень просил не откладывать в долгий ящик…

Фраза эта, неожиданно прозвучавшая в столь торжественный момент, произвела эффект майского грома тихой и безветренной ночью.

Государь, глядя на своего министра, излучал не столько ненависть, сколько недоумение и жалость к судьбе предателя.

Министр путей сообщения, граф Бобринский, так и замер с протянутой рукой. Одной его мыслью было – уж лучше действительно меня сейчас сразила молния.

Почуяв, что импровизированный прием государя пошел не по плану, страждущие августейшего рукопожатия растворились так же быстро, как и перед этим собрались. Государь, министр Бобринский, Великий князь и его адъютант остались наедине.

– Арестовать. В Петропавловку его, – приказал царь адъютанту, стоявшему за спиной министра.

– Ваше величество, с этим всегда успеем, – Великий князь имел свои планы на дальнейшие события. – Давайте пока ограничимся домашним арестом. Мотивы этого своего предложения я поясню вам лично…

Константин Николаевич после высочайшего согласия взглядом приказал адъютанту исполнять волю монарха, после чего Лузгин сопроводил министра до кареты, оживленно и громко беседуя с ним о новых достижениях в деле конезаводчиков. Сам же Бобринский, явно угнетенный, лишь делал добропорядочную мину, слушая рассуждения капитана об ахалкетинцах.

– Почему пощадить? – император, пребывавший явно на взводе, обратился к брату резко, будто тот лично являлся причиной его раздражения.

– Потому, ваше величество, что англичане не должны знать об этом. Дайте мне недельку-другую. Поиграем с ними. Пусть Бобринский заболеет…

16 августа 1871 г. Доходный дом Лопатина. Невский проспект. Санкт-Петербург.

– Генри, все отлично!

Корреспондент вздрогнул от того, что дверь шумно распахнулась.

– Вот они! Вот они, планы тоннелей!

– И что теперь? – явно озадаченный своей пассивной ролью в этой операции, журналист склонился над своей статьёй, которую он не мог дописать уже второй день.

– Поражаюсь вашему настроению, Генри! Или медаль уже не манит вас своим блеском?

– Скорее, Джеймс, это будет ваша медаль.

– Не лукавьте, мистер Томсон. Скромность украшает разведчика, но до определенного предела. Вы приложили руку к этому успеху, однозначно! Хотя бы уже тем, что не позволили себя сцапать.

– Худшего комплимента придумать было сложно… – не поднимая глаз от письменного стола, заметил журналист.

– Оставьте свою меланхолию. По прибытию в Лондон я доложу лорду о вашем мужестве. Не каждый смог бы вот так как вы, в состоянии ежедневного расстройства души еще и что-то делать. Очередной раз убеждаюсь, что лорд был прав, когда отправил меня к вам на помощь.

– Я расцениваю этот шаг лишь как подстраховку. Старый лис посчитал нужным убедиться, что я еще жив и здоров. Не более того.

Джеймс Кларк, разложив перед журналистом карты, выполненные от руки, наспех, продолжил:

– Я вас уговаривать больше не буду, Генри. Вы не леди, которая нуждается в комплиментах. Предлагаю доклад об этом успехе составить вашей рукой. Я же в свою очередь, в устном докладе подчеркну, что в вашем лице нашел человека, на которого смог опереться в сложной ситуации.