Алан Савадж - Повелительница львов

Кузен Луи бы не на шутку обеспокоен, ибо на этом на тримониальном поприще у его протеже имелись конкурентки. Марча одновременно сватали за инфанту Изабеллу Кастильскую. Трудно даже вообразить себе возможные последствия этого брака.

Изабелла прославилась как замечательной силой своего характера, так и строгим целомудрием, одновременно за Марчем утвердилась репутация человека, также наделённого чрезвычайно сильным характером, и великого распутника. В то время инфанте было всего тринадцать лет, но вокруг неё, единокровной сестры короля, который проявил полную неспособность править страной, уже сплачивалась недовольная кастильская знать, и её дяди отчаянно пытались каким-нибудь образом выдворить строптивицу из страны. Однако их усилия оказались тщетными: Изабелла вышла замуж за Фердинанда Арагонского, и супруги Сделались самыми могущественными правителями Западной Европы.

Везёт же некоторым женщинам.

Как оказалось, пока я писала разгневанные письма и получала ни к чему не обязывающие ответы, пока я, терзаясь досадой, расхаживала по зубчатым стенам своего замка, произошли события, показавшие, что вынужденная задержка послужила к моему благу. Повторилась старая история. Хотя Генриху и удалось поднять север Англии — ах, если бы его жители поддержали меня два года назад! — 25 апреля Сомерсет потерпел поражение близ Хеджли-Мура, а 15 мая — под Хэксэмом. Генриху пришлось бежать в Шотландию, где его, как и меня в своё время, приняли не слишком тепло, а Сомерсет попал в плен и был обезглавлен, чего давно уже заслуживал.

Таким образом я могла только порадоваться, что не приняла участия в этой последней, закончившейся столь катастрофически, кампании. Наконец началась война между Людовиком и его братьями, поддержанными Бургундией; дядя Филипп уже впал в старческий маразм, и Карл проявлял неукротимый воинственный пыл. Последовавшая война не представляла ни для кого особого интереса. Для всякого, хорошо знающего характер французского короля, в этом не было ничего удивительного, ибо встречам на поле битвы, без которых, собственно, и не бывает войны, он предпочитал плетение всевозможных интриг и козней, заключение временных перемирий, разработку планов и контрпланов. Однако в конце концов, когда нависла угроза потерять Париж, он всё же вынужден был дать сражение. Это сражение произошло в виду Парижа и закончилось победой короля. Среди его убитых сторонников оказался и Пьер де Брезэ.

Хотя наше продолжительное взаимное тяготение друг к другу затем и сменится бурным романом, я не могу притворяться, будто всё ещё любила Пьера. Тем не менее, узнав о его смерти, я заплакала. Я всё яснее и яснее видела, что остаюсь в полном одиночестве, все друзья моей молодости, все мои прежние сторонники умерли и рассчитывать на какую-нибудь поддержку в будущем не приходится. В уединении моей спальни Джон Комб старался утешить меня, но ведь у него не было ни богатства, ни приверженцев, ни хотя бы таланта, а именно во всём этом я прежде всего нуждалась.

В 1464 году, в Михайлов день, я получила сообщение о событии, которое грозило стать для меня последним завершающим ударом, однако это известие вызвало у меня не слёзы, а смех, хотя и отравленный горечью. Я уже упоминала о том, что кузен Луи отказывал мне в поддержке, ибо Уорик предлагал укрепить англо-французские отношения с помощью освящённого временем способа, а именно женитьбы так называемого Эдуарда IV на французской принцессе. Эта идея очень привлекала кузена. Он отчаянно старался обеспечить мир на границах, дабы покончить со своими врагами, сеявшими распри в королевстве, но кроме того, питал вполне понятное уважение к полководческим способностям Эдуарда Марчского. Одна мысль о том, что это живое воплощение Эдуарда III, Чёрного Принца, и Генриха V может высадиться во Франции во главе армии, порождала у него кошмары. Переговоры продолжались всё лето, успешно завершиться им, казалось, мешало лишь очевидное нежелание короля Эдуарда связать себя брачными узами. Это, естественно, представлялось странным всем, кто знал, какой он неисправимый распутник; но для такого подозрительного человека, как кузен Луи, подобное поведение служило верным признаком того, что теперь, когда молодой король устранил все внутренние трудности, хотя прежний монарх Генрих всё ещё и оставался на свободе, Эдуард готовился к крупным военным действиям.

И вот в Михайлов день ужасная тайна выплыла наружу: Эдуард не мог жениться на французской принцессе, даже если бы и захотел, так как ещё в мае женился. Кто его жена? Некая Грей, вдова солдата, воевавшего на стороне Ланкастеров и убитого во втором сражении под Сент-Олбансом, известная в близком кругу как Белла.

Правда об этом удивительном событии выяснялась лишь мало-помалу, ещё больше времени понадобилось, чтобы поверить ей: не думаю, чтобы какая-нибудь женщина во всём мире, кроме Беллы, могла бы успешно осуществить подобное.

Те, кто читает эти мои записки, возможно, помнит, что после второй битвы при Сент-Олбансе, где Грей Гроуби умер от ран, я разрешила Белле отвезти тело мужа домой, чтобы там его похоронить. Я ожидала, что, выполнив свой долг, она возвратится ко мне, в мои объятия. Но к тому времени, когда тело Грея было предано земле, между нами оказалась йоркистская армия. А пока моя самая дорогая подруга обдумывала, как обойти это препятствие, поражение под Таутоном изменило мою судьбу к худшему, и я снова оказалась беглянкой. Белла, без сомнения, здраво рассудила, что самое для неё лучшее — укрыться в доме матери, в Графтоне, где ей не угрожало ничего, кроме, может быть, необходимости переспать ещё раз с графом Уориком. Разумеется, она забрала с собой обоих своих сыновей и здесь могла бы оставаться до конца своих дней, хотя это и маловероятно. Белле было всего двадцать семь лет, с годами она стала ещё красивее, и вряд ли приходилось сомневаться, что рано или поздно к её двери проложит тропу новый муж.

Я слышала, что в искателях руки Белла не знала недостатка, но она отвергала их всех. Может быть, она уже тогда замышляла свой мастерский удар? Я бы не исключала такую возможность. Ибо она так же хорошо, как и все, знала, что после победы под Таутоном, победы, от которой ланкастерское дело, казалось, никогда уже не оправится, Эдуард Марчский по своей доброй воле отдал все бразды правления своему кузену Уорику, а сам наслаждался молодостью, красотой, энергией, мужской силой... и своим королевским положением! Как и всякий энергичный мужчина, Эдуард имел всего три страсти: война, охота и женщины. Но в отношении Эдуарда я поменяла бы их порядок. Война только что закончилась, поэтому на первый план вышли две другие страсти: спать со всеми женщинами, Какие только оказывались рядом, и скакать на коне вслед за гончими. Охота нередко приводила молодого короля в Графтон, где его, должно быть, видела Белла, возможно также, что ему преподносила кубок на дорогу привядшая, но всё ещё привлекательная герцогиня Жакетта. Не исключено, что в скором времени он стал замечать сидящую под дубом в материнском саду молодую женщину, у ног которой играли дети; женщина была изумительной красоты, с развевающимися золотыми волосами, милым лицом и бесподобной фигурой.