Алан Савадж - Повелительница львов

Врач, звали его Робертом, оказался небольшим человечком с худым лицом. Прежде чем притронуться ко мне, он несколько минут рассматривал моё лицо, напевая жалкое подобие какой-то песенки. Затем, продолжая напевать, положил мне на шею два пальца и попросил Байи приоткрыть лиф моего платья. Она выполнила «го просьбу дрожащими пальцами; в пятнадцать лет груди у меня уже сформировались, хотя и не достигли ещё полного размера.

Говорят, что преждевременно развившиеся молодые девушки часто влюбляются в своих лекарей, потому что эти джентльмены заглядывают туда, куда не смел заглядывать до них ни один мужчина. На мой взгляд, эти девицы либо страдали ярко выраженным слабоумием, либо их лекари оказались куда привлекательнее, чем тот, что осматривал меня. Даже если бы я и не продолжала жить воспоминаниями об объятиях Суффолка, то не испытала бы ничего, кроме презрения, к этому похожему на куницу человечку, который, продолжая мурлыкать нечто невообразимое, приложил ухо к моей груди. Зачем лекарь это сделал, я не знаю, но полагаю, что он просто тешил свою похоть. С чего бы иначе ему усомниться, что моё сердце всё ещё бьётся, ведь об этом убедительно свидетельствовало моё тяжёлое дыхание. Но тут я впервые заметила, что и на груди у меня высыпали пустулы.

Кончив оскорблять моё женское достоинство, он перешёл к прямому нападению на мои жизненно важные органы: запрокинув мою голову, заглянул в ноздри и даже сунул свой омерзительный палец в одно из отверстий, что вызвало у меня новый приступ кашля.

И всё-таки он сообщил мне лучшую новость, какую я когда-либо слышала за свою короткую жизнь, хотя вначале я и не оценила в полной мере значения его диагноза. Самолично завязав тесёмки на моём халате, он сказал:

— Не думаю, что у вашей светлости малая оспа. — Слушая лекаря, я с трудом верила его словам. Я полагаю, что у вас другая разновидность этой болезни: ветряная оспа, или в просторечии — ветрянка. Эта болезнь не столь опасна и заразительна.

— Как вы различаете их? — спросила я.

— Это не всегда легко, ваша светлость, однако у каждой болезни есть свои определённые симптомы. При обеих разновидностях высыпают пустулы, но при ветряной оспе они располагаются главным образом на лице и теле, при малой же оспе бывают поражены прежде всего ноздри. Ваши ноздри совершенно чисты.

Так вот что он, оказывается, хотел установить, прося, чтобы меня раздели. Я почти простила его.

— Стало быть, смерть мне не угрожает?

— Думаю, что нет. Ваша светлость молоды и сильны.

— И у меня не будет никаких отметин?

— Этого, к сожалению, я не могу гарантировать. — Заметив, что чувство облегчения, отразившееся на моём лице, сменилось озабоченностью, он поспешил добавить: — Но если ваша светлость воздержится от расчёсывания пустул, можно с полным основанием надеяться, что они бесследно исчезнут, не причинив никакого ущерба вашей красоте.

Я ещё не вполне успокоилась.

— И долго ли продлится это заболевание?

— Через две недели вы будете так же здоровы, как и всегда, ваша светлость. Но до выздоровления следует соблюдать полный покой.

Тут он поспешно ретировался, так как я швырнула в него туфлей.

Разумеется, я почувствовала облегчение при мысли, что у меня не малая оспа; но и ветряная в достаточной степени беспокоила меня. Пятнадцатилетняя девушка, всё приданое которой — её красота, скорее предпочтёт умереть, чем остаться обезображенной на всю жизнь. Это беспокойство усугублялось советом врача в течение двух недель сохранять полную неподвижность, в то время как я романтически воображала, что мой муж сгорает от желания сжать меня в объятиях.

Вынужденная задержка не меньше раздражала герцога и близких ему дам, которые недвусмысленно высказали своё недовольство по этому поводу. Но они ничего не могли поделать. Лекарям следует повиноваться. Однако я сильно нервничала, и они тоже. На другой день после посещения врача всё моё тело сплошь покрылось этими ужасными маленькими волдырями. Так как я постоянно лежала, те из них, что были на спине и на ягодицах, прорывались, и все они, и прорвавшиеся и непрорвавшиеся, нестерпимо зудели. Временами я даже стонала и всё-таки не притронулась ни к одному из них, обнаружив ту силу характера, которая так часто выручала меня впоследствии.

И графиня и герцог, казалось, должны были бы понимать, что я не из тех, кем можно пренебречь, но оба они оказались слишком глупы, чтобы сделать надлежащие выводы; сделай они эти выводы, дальнейшая история их нации могла пойти по другому руслу. Во всяком случае я запрещала герцогу, другим мужчинам и особенно Суффолку посещать меня на ложе болезни. Этот запрет, само собой разумеется, не касался лекаря Роберта, который посещал меня каждый день, но, честно сказать, я даже не считала его мужчиной.

Он хвалил меня за выдержку и в конце концов оказался прав: через десять дней, может быть, самых несчастливых дней в моей жизни, пустулы стали исчезать. С какой тревогой каждый раз смотрела я в зеркало и с каким облегчением замечала, как очищается моё прекрасное лицо. Но следы болезни всё же остались. Несколько ямочек на спине и ягодицах и одна, едва различимая, на лице, как раз над левой бровью. Я часто думала, что она не только не нанесла ущерба моей красоте, но даже прибавила мне привлекательности.

К моей радости врач известил меня, что отныне я могу не опасаться заражения более опасной формой этой болезни.

7 апреля Роберт объявил, что мне можно отправиться в путь. Я поблагодарила его и велела, даме Элис вручить ему несколько золотых монет. Боюсь, что она этого не сделала по причинам, которые скоро станут ясны, но во всяком случае я сердечно поблагодарила его.

Всё это время я, конечно, получала множество пожеланий быстрейшего выздоровления; в течение двух воскресений в Руанском соборе, как и во всех английских церквах, усердно молились за моё исцеление. Всё это очень меня растрогало, но приятнее всего оказалось получить письмо от моего дорогого супруга. Впервые в жизни видела я его почерк, и впервые он обращался ко мне прямо, без посредников.

Писал он довольно неразборчиво, прочитать его каракули было непросто, но я поняла, что он тоже считает дни, остающиеся до нашей встречи. Его чувство можно было истолковать как любовь. Но тут я подумала, что объясняться в любви к человеку, которого никогда не видел, — чистейшее лицемерие. Важно другое: он готов полюбить. Как и я.

Я пребывала в прекрасном расположении духа, когда наконец смогла продолжать путешествие; вместе с многочисленной свитой мы поплыли на барках вниз по широкому течению Сены, рискуя встретить за Руаном naskaret — высокую приливную волну, идущую вверх по течению и представляющую собой серьёзную опасность, ибо в своём стремительном движении она срывает с причала лодки и разрушает деревянные мостки и пристани.