Алан Савадж - Османец

— Я должен рассеять подозрения византийцев, — сказал Мехмед. — Я хочу, чтобы ты, Хоук-младший, сделал это для меня.

— Я, о падишах?

— Ты знаешь их повадки, ты выучил их Язык. Ты жил среди них. Пока что у нас с Константином не было никаких контактов, кроме обычного обмена любезностями. Ты отправишься к нему моим послом и убедишь его, что я и мои люди хотим только мира, а что строительство крепости на европейском берегу Босфора начато для нашего общего блага в защиту от притязания Валашского князя Дракулы. Слышал о таком?

— Только имя.

— Хорошо. Я слышал, что он очень жестокий человек, настоящее чудовище. — Мехмед замолчал.

Энтони удивился, что Мехмед называет кого-то жестоким человеком, не подозревая о том, что по жестокости ему самому нет равных.

— Помнишь ли ты, о падишах, — спросил он, — что меня вышвырнули из Константинополя под страхом смерти?

Мехмед посмотрел на него.

— Ты отправляешься туда моим послом. Чего тебе бояться? Ты будешь находиться под моим покровительством. За любой волос, упавший с твоей головы, я вздёрну сотню детей. Скажи им об этом. Добейся успеха, помоги мне взять этот проклятый город, и я скажу тебе: проси у меня всё, что есть в этих стенах, и это будет твоим.

Энтони судорожно сглотнул. Его воображение разыгралось, рисуя ему... картины возможной мести. Но он не мог позволить мечтам опережать действительность.

— Я выполню твоё поручение.

— Начнёшь с Константинополя, оттуда отправишься к господарю Сербскому Георгу Бранковичу. — Эмир замолчал, глядя на Энтони. — Ты что-нибудь слышал о нём?

Энтони облизнул губы. Уже не в первый раз у него возникало подозрение, что Мехмед узнал о его связи с эмир-валиде. За те шесть месяцев, которые он был женат на Лейле, его приглашали в спальню Мары шесть раз. Они страстно любили друг друга, казалось, ещё сильнее, чем прежде.

— Посетишь его... в качестве моего посла. Мне нужно его обещание, что сербская армия не поднимется против меня, если я начну этот великий поход, и что армии с Запада не будут пропущены через его земли.

— Понимаю, — сказал Энтони. При одной мысли о том, что такой молодой человек способен покорить почти всю Европу, у него закружилась голова.

— Ещё я хотел бы, чтобы ты встретился с Яношем Хуньяди.

— С Хуньяди? — нахмурился Энтони. — Но он наш враг. Все мадьяры наши враги.

— Он стар, Хоук-младший. Когда-то давно он сражался против сыновей Османа. Ты предложишь ему от моего имени заключить мир между нашими народами. Хуньяди согласится на моё предложение.

Энтони склонил голову; признавая правоту эмира.

— Ещё один властелин, которого ты посетишь, это князь Дракула, — продолжал Мехмед.

Энтони резко вскинул голову.

— Он охраняет северные подступы к Трансильванскому проливу. От него я должен получить обещания в нейтралитете, Хоук-младший. Дракула — опасный человек. Шесть месяцев назад я отправил к нему посольство, и до сих пор никто оттуда не вернулся. Я даже не знаю, дошли ли мои люди до князя. Но ты должен найти его и убедить в том, что я могущественный правитель и что народ мой силён. Тебе это по силам, а моим советникам не удастся... Ты говоришь на языках этих людей.

Валашском?

— Дракула знает латынь. Ты поговоришь с ним и расскажешь обо мне. Но не о моих планах. Я требую только его нейтралитета. В противном случае в один прекрасный день мои янычары вторгнутся в его владения и бросят его самого к моим ногам, — разъярился Мехмед. — Они всё равно поступят так, как только Константинополь будет моим.

— Я понимаю, о падишах.

— Тебя будут сопровождать два моих советника, Халим-паша и Мехман-паша. — Мехмед улыбнулся. — Ты не против того, чтобы путешествовать со своим тестем?

— С удовольствием.

— Ты будешь во главе посольства. Мои люди пойдут на это, несмотря на то, что ты очень молод, Хоук-младший. Сколько лет тебе исполнилось?

— Двадцать, о падишах.

— Я был годом старше, когда мне пришлось принять наследство. Это случилось в прошлом году. Не упусти возможность послужить мне и подняться к величию.

— Я сделаю всё для этого. — С этими словами Энтони поклонился.

Стража Византия замерла, пушки дали холостой залп. Никто из стоящих на крепостной стене не мог заметить, что посольство состояло не только из турок — лица всадников были не видны из-под низко надвинутых шлемов.

Посольство из шестидесяти всадников мчалось по открытой местности. Их зелёные и красные знамёна с золотым полумесяцем развевались на ветру. Над ними поднимались крепостные стены с башнями, на которых также колыхались знамёна.

Когда-то Энтони думал, что под этими знамёнами он будет сражаться. Теперь он знал, что будет их уничтожать. Около двух лет назад он во мраке ночи покинул этот город с отчаянием в сердце. Теперь он вернулся, чтобы всё это предать.

Энтони не чувствовал жалости. Где-то за этими стенами находился прах его брата. Где-то за этими стенами жила его сестра. Он надеялся и молился.

Джон и Мэри Хоквуд были в ужасе от миссии, возложенной на их сына.

— Как только Нотарас увидит тебя, он потребует твоей казни, — предостерегал Джон.

— Он не посмеет. Я буду послом эмира, — убеждал Энтони отца с большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле.

— Ты наш единственный сын, — всхлипывала Мэри.

— Нет, мама. У тебя ещё есть дочь. Я привезу тебе известие о ней, — пообещал Энтони.

«Я даже могу привезти её сюда», — думал Энтони. Он давно мечтал об этом. В лагере турок всё возможно, если тебе покровительствует эмир. На самом деле Энтони хотел вернуться в Константинополь как победитель... и чтобы это увидела когда-то любимая им сестра. И всё семейство Нотарасов... каждый из них.

Лейла не могла понять переживаний старших Хоквудов, потому что они говорили по-английски. Ей было невдомёк также, почему муж не берёт её с собой в путешествие, как настоящий мусульманин, а также, почему он не разрешил своим спутникам взять многочисленную свиту.

— Нас ждёт долгое и опасное путешествие, — настаивал он. — Мы возьмём только телохранителей.

Тем не менее Лейла была горда.

— Ты едешь по делу эмира, муж мои, — радовалась она. — Ты станешь пашой, как мой отец. У тебя всё будет хорошо, пока он рядом с тобой.

Эмир-валиде казалась расстроенной во время последнего свидания с Энтони перед его отъездом.

— Эмир волен распоряжаться своими воинами, — тихо сказала она. Теперь он удаляет тебя от меня.

— Иногда мне кажется, что ему известно о нас, Мара.

Несколько секунд Мара задумчиво смотрела на Энтони. Потом, улыбнувшись, сказала:

— Это невозможно, Хоук-младший. В противном случае ты лишился бы головы или, что ещё хуже, члена. Мне хотелось бы, чтобы ты вернулся ко мне. Знай это.