Дмитрий Дмитриев - Разрушенная невеста

-- Вот это-то и плохо, дядя, что он не ладит с ними.

-- Да ты, никак, племяш, рехнулся! Плохим называешь то, что министр Волынский не ладит с немцами?

-- С герцогом Бироном не в ладах он.

-- Так что же? Так и надо.

-- Нет, дядя, так не надо. Ведь герцог Бирон -- сила, большая сила... Ведь он -- почти правитель всей Руси.

-- Вот то-то и плохо, племяш, больно плохо, что государыня дала власть немцам...

-- В этом, дядя, я, пожалуй, согласен с вами: немцы забрали большую силу.

-- То-то и есть!.. А кто Бирон? Сын придворного конюшенного... И место ему быть не здесь, в русском замке, а в своей неметчине. Пусть бы сидел там да управлял лошадьми, а то прилез сюда управлять людьми, -- резко и громко проговорил Гвоздин.

При последних его словах в горницу тихо вошел дворовый парень Петрушка с хитрым, некрасивым лицом и плутоватыми глазами. Это был крепостной Храпунова, исполнявший у него должность лакея.

-- Что тебе? -- сурово спросил Храпунов.

-- Прикажете, сударь, запрягать коней или подождать? -- с поклоном спросил Петрушка у своего барина.

-- Скажу, когда нужно будет... Пошел!

-- Слушаю-с! -- И Петрушка поспешил убраться.

-- Дядя, как ты неосторожен!.. -- обратился Храпунов к майору. -- Ну разве можно говорить про Бирона такие слова? Ведь у герцога везде есть уши и глаза...

-- Даже и здесь, в твоем доме?

-- Даже и здесь, у меня. Нам, русским, тяжело. Мы все зависим от немцев, -- с глубоким вздохом проговорил Храпунов, -- все мы в ярме.

-- Что? Я в ярме? Ну, это, племяш, ты врешь!.. Я -- русский, вольный дворянин; я -- только слуга моей государыни, ее верноподданный, а на немцев я плюю, плюю, -- с сердцем крикнул Петр Петрович, после чего более спокойным голосом добавил: -- И зачем только нелегкая сила принесла меня в ваш Питер? Сидеть бы мне в своей усадьбе... Ну кому понравится, племяш, сидеть в горнице с близким человеком и молчать? А попробуй поговорить по душе -- как раз в остроге или в крепости очутишься.

-- Говорить можно, дядя, только с осторожностью.

-- Устарел я, племяш, для вашей осторожности... привык идти прямым путем. Я, старый, весьма люблю все начистоту. Смолоду не кривил душою, под старость и подавно не буду, -- горячо проговорил секунд-майор.

-- Да я потому советую тебе, дядя, быть осторожным, что плохо верю моим дворовым холопам и в особенности! Петрушке. Мне хорошо известно, что многочисленные клевреты и сыщики Бирона подкупают слуг и через них узнают, что делается у господ или же что они говорят.

-- Ну, время!.. Как хочешь, племяш, я гостить у тебя долго не буду. Останусь здесь, может, только с неделю.

-- Нет, нет, скоро мы тебя не отпустим.

-- Не удерживай, племяш, а то я со своим языком как раз в острог попаду. Погости я подольше в этом Питере -- мне несдобровать, право, несдобровать, -- с глубоким вздохом промолвил Гвоздин, и предчувствие не обмануло его.

Левушка Храпунов говорил правду своему дяде: у герцога Бирона, занимавшего первое место в государстве, повсюду были глаза и уши. Страшная тайная канцелярия работала усердно, и начальнику ее, грозному Ушакову, было много работы. Работали и заплечные мастера -- палачи. Время было тяжелое, над Русью властвовал пришлец Бирон.

Он был из простого, низкого рода; его дед когда-то служил конюхом у курляндского герцога Иакова III; своим раболепством, а больше наушничеством он как-то попал в милость к герцогу и получил от него в награду небольшую мызу. У дяди Бирона -- придворного конюшенного -- было два сына. Одному как-то удалось выйти в люди и дослужиться до генеральского чина в польских войсках, а другой, отец Бирона, состоял в чине капитана и был придворным у герцога курляндского. Он был богат и жил на широкую ногу в своем огромном поместье. У этого придворного капитана было трое сыновей. Его среднему сыну, Эрнсту Иоганну Бирону, по счастливой случайности, суждено было стать близким к трону и сердцу императрицы.

Воспитание Бирон получил в кенигсбергском училище, но за свои шалости и нечестные дела принужден был бежать оттуда, чтобы не попасть под арест. В 1714 году он прибыл в только что основанный гением Петра Петербург и всеми силами старался получить место при дворе кронпринцессы брауншвейгской Софии Шарлотты, супруги цесаревича Алексея; но это домогательство со стороны человека низкого происхождения показалось дерзким петербургскому правительству, и Бирону посоветовали подобру-поздорову убираться восвояси. Проходимец ни с чем возвратился в Митаву.

Благодаря своей хитрости и разным проискам, он сумел обратить на себя внимание тогдашнего обер-гофмейстера курляндской герцогини Анны Иоанновны Бестужева, попал к нему в большую милость и доверие и был произведен при дворе герцогини в камер-юнкеры. Когда он твердо укрепился при дворе, то не преминул строить подкопы на своего благодетеля разными наговорами и кляузами и сумел так очернить Бестужева в глазах Анны Иоанновны, что та не довольствовалась полной отставкой своего обер-гофмейстера, но даже жаловалась своему державному дяде Петру I и требовала суда над Бестужевым. Хитрый Бирон, благодаря своей представительной и красивой физиономии и светскому обращению, вошел в большую милость к герцогине и стал ее любимым наперсником.

Курляндские дворяне недолюбливали этого новоиспеченного фаворита, но все-таки принуждены были ему покоряться.

Бирон сгорал желанием породниться с какой-нибудь древней курляндской фамилией, ко многим присватывался, но по незнатности своего рода получал отказ. Наконец, он как-то сумел завладеть сердцем девицы Трейден, фрейлины герцогини, и без согласия ее родных женился на ней. Он надеялся, что, будучи мужем Трейден, он будет без отказа принят в число дворян в Курляндии, но ошибся в своих расчетах: дворяне не приняли его в свою среду.

Если не терпели Бирона курляндские дворяне, то тем более возненавидели его русские дворяне. Вскоре после приезда Анны Иоанновны в Москву приехал и Бирон. Во время коронации он был осыпан милостями государыни, возведен в графское достоинство, награжден орденом св. Андрея Первозванного и обер-камергерским чином, а по прошествии некоторого времени, после смерти герцога курляндского Фердинанда, разными происками добился того, что его выбрали в герцоги.

Таким образом, Бирон стал владетельным государем той самой страны, дворянство которой за несколько лет перед тем отказалось принять его в свое сословие. В то время, когда он стал подвизаться на поприще счастья, Бирон присвоил себе имя и герб французских герцогов Биронов. Вот какой человек в продолжение всей жизни императрицы Анны, даже несколько недель после ее кончины, царствовал над Россией, и притом как совершенный деспот.

Герцог сидел в своем роскошном кабинете за письменным столом и со вниманием читал какую-то бумагу. Было раннее утро. Бирон был в напудренном парике, в парадном, шитом золотом и драгоценными камнями мундире, с Андреевской лентой через плечо.