Евгений Салиас-де-Турнемир - Миллион

Зубов свой визит в «грузинский дом» долго помнил потом… Когда княжне доложили о его приезде, она отвечала вопросом, т. е. велела спросить господина Зубова, зачем он пожаловал.

Зубов, ожидая, что княжна его примет с восторгом, был неприятно озадачен и даже изумлен.

— Доложи княжне, — сказал он, — что я желал с ней заранее познакомиться ввиду того дела, которое она знает…

Княжна приказала просить.

Когда Эмете вышла к гостю, он был приятно поражен и мысленно отдал ей дань восхищения.

«Действительно прелестный котенок!» — подумал он словами всей столицы.

— Благодарю вас за честь… — заговорила княжна, прося гостя садиться… — Но очень сожалею, что вы ко мне пожаловали.

— Я вас не понимаю, княжна, — сказал Зубов, изумляясь и поневоле смеясь этой наивной манере принимать. — Объяснитесь.

— Объясниться вполне ясно я не могу… Но скажите мне вы… Зачем вы приехали сюда?..

Зубов объяснил, удивляясь, что ввиду ее просьбы быть свидетелем при ее свадьбе и заступником против преследований ее угнетателя он пожелал с ней познакомиться. Княжна отвечала, что она никогда не просила жениха ходатайствовать об этом, не желая навлекать на господина Зубова — срам и позор.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что моя свадьба будет самый ужасный соблазн, скоморошество… по милости князя. И вы, будучи свидетелем, попадете в смешное положение.

— Почему же, княжна? Вы думаете, что князь что-либо предпримет, не допустит вас обвенчаться?

— Я боюсь… Почти уверена в этом заранее! — воскликнула Эмете.

— Но я за вас заступлюсь! За этим я и буду… Я был очень рад, что Шмитгоф меня пригласил, а пастор поставил даже условием мое присутствие…

— Я вас прошу, глаз на глаз, господин Зубов, не быть на этой свадьбе… Я не хочу, чтобы над вами смеялись потом.

Говоря это, княжна глядела пристально в лицо Зубова своими прелестными зелеными глазками, и какая-то странная тревога, помимо ее воли, сказывалась в чертах ее лица и во взгляде. Она будто боялась его ответа, его решения.

Зубов молчал и не знал, что ответить… Его умолял жених согласиться… Он был рад случаю досадить князю. А теперь невеста просит его бросить все… Конечно, надо опять согласиться, т. е. бросить затею.

— Извольте, княжна… Не могу же я насильно предлагать вам свою помощь.

— Ну, вот и отлично! — громко воскликнула Эмете с неестественной, будто сыгранной веселостью и тотчас прибавила: — Да и где же бороться с князем?..

— Ну это… Это позвольте, княжна… Позвольте не согласиться.

— Вы воображаете, например, что если вы явитесь чьим-либо свидетелем или покровителем, то князь не посмеет ничего сделать.

— Ему будет труднее… Он не решится… Я уверен, что если бы он что-либо затевал против вас, то после вашего венца, при котором я был бы в качестве посаженого, — он ничего не сделает.

— Ах, вы ничего не понимаете… Вы малый младенец! — воскликнула Эмете.

Зубов слегка обиделся, как всякий молодой человек, когда ему женщина бросает в лицо его молодость в виде упрека.

— Князь вас с лица земли стереть может! В шуты нарядить! И я не хочу, слышите ли вы, этого. Я не хочу, чтобы это было из-за меня… Вы меня потом возненавидите, а я этого не желаю…

Княжна говорила горячо и не смотрела почти на гостя, но все-таки хорошо видела действие ее слов.

— Позвольте же, княжна, мне доказать вам на деле, что вы ошибаетесь… Во всем ошибаетесь… Вы преувеличиваете могущество князя и уничижаете мое положение…

— Как? Вы все-таки будете? — воскликнула Эмете. — Ну, так я вам говорю… что вы не посмеете быть… А если решитесь быть… то будете уничтожены князем…

Зубов досадливо рассмеялся.

— Буду и докажу вам, что вы ошибались…

— Я молчу… Я свое сказала. Все сказала… Мне вас жаль… Очень жаль… Вы себя губите… — И княжна покачала головой, усмехаясь, прибавила: — Вам с князем тягаться!! Вам…

Зубов встал и уже несколько раздражительно, смеясь, выговорил:

— Вот увидим. До свидания…

Зубов протянул руку.

— Еще одумаетесь… — шепнула лукаво и насмешливо княжна, тоже подавая руку.

Зубов нагнулся, очевидно, с целью поцеловать ее. Эмете быстро отдернула руку.

— Княжна… Поцеловать руку у нас не считается оскорблением для хорошенькой женщины.

— Нет. Я не хочу…

— Ну, я прошу, настаиваю…

— Никогда!

— Ну, хотя бы за все те неприятные, оскорбительные слова, которые вы мне наговорили сейчас.

— Ни за что!

— Я вас умоляю…

— Ни за что! Никогда! Хоть убейте…

— Я вас умоляю, княжна. Я не уйду без этого! — вдруг заупрямился Зубов, как баловень столицы.

Эмете была первая женщина, которая не оказалась счастливой от такого знака внимания с его стороны.

Наступило молчание. Зубов стоял, протянув руку, и видно было по его лицу, что он не уступит.

— Я не уйду… Не уйду! Хоть до вечера… — шепнул он, глядя в прелестное личико княжны.

— Но я не могу допустить этого… У нас это не в обычае… Поймите…

— Вы в России, а не в Персии…

— Что ж из этого?..

— Мы одни… Никто не увидит, не узнает.

Княжна молчала, стояла опустив глаза и сильно смущенная. Даже лицо ее зарумянилось сильнее.

— Оставьте это… Прощайте! — вымолвила она наконец.

— Повторяю десятый раз: ни за что! Вы упрямы. Я тоже.

Княжна двинулась в сторону. Зубов догадался и заступил ей дорогу. Она очутилась между ним и диванчиком, как в западне.

— Послушайте, если так… — заговорила она.

— То я буду кричать и звать моих к себе на помощь, — прибавил Зубов, смеясь.

— Нет… Если вы так упрямы, то я уступаю! Уступаю насилию… Но руку я вам все-таки не дам. Это не обычай у нас… Целуйте меня!

— Вас?! — воскликнул Зубов.

— Да, целуйте меня… Это возможнее… Тут ничего особенного не будет… А руку я не могу. Ну… Извольте-с!..

И княжна, став вполоборота, подставила свою щеку. Зубов смутился в свой черед от неожиданности, но был слишком светский человек и слишком шалун в юности, чтобы терять время и раздумывать…

Он нагнулся и крепко поцеловал румяную щечку княжны.

В ту же секунду она юркнула мимо него и убежала из гостиной.

Зубов постоял мгновение один среди горницы, как бы приходя в себя от неожиданной, странной сцены. Потом он рассмеялся и двинулся уезжать.

«Вот уж не ожидал! — думал он. — Не хотела принимать! Наговорила с три короба дерзостей! Не дала руки и подставила личико!.. Однако понятно, почему Питер от нее в восхищении. Замечательный зверек!.. Прелестный котенок!..»

Наступил день и время, назначенное для тайного венчания.

К вечеру тревога пастора усилилась и перешла в лихорадочное волнение, так как за час до назначенного времени старика поразило странное обстоятельство. Около храма появилось много всякого народу и плотная толпа зевак все росла.