Анастасия Попова - В огнях майдана

— Мы вместе уже полгода — призналась я убедившись, что объект нашего разговора уснул покрепче, продолжая гладить растрёпанные мной волосы.

— И тебе не страшно? — Её вопрос прозвучал словно гром среди ясного неба, сначала я даже не поверила своим ушам.

— А почему мне должно быть страшно? — Я пыталась держать себя в руках, но нижняя губа предательски тряслась, выдавая все самые жуткие страхи мучившие меня с зарождения идеи этой поездки. Словно кошмар воплотился в явь. Казалось она, словно рентген, видела меня насквозь, все страхи выстроившиеся в длинную шеренгу, такие же бескрайние как и то поле которые мне сегодня пришлось перейти. И дело не в расстоянии а в мыслях и тревогах, которые словно первые снежинки окутывают всё на своём пути. Но фантазии рождают чудеса, а любимый образ влечёт как маяк, и ты идёшь к цели не взирая на страхи, гонимая желанием просто быть рядом.

— Время сейчас не спокойное — продолжала она так и не заметив моего удивления.

— В наше столетие — её утверждение придало мне храбрости — наверное не существует выражение «Спокойное время». По сути, идёт такая же колонизация, только в экономическом плане сильные подминают под себя слабых, те, тех кто ещё слабее, а в итоге — всё это большая пирамида, только легализованная, а отличают её мировые масштабы. Верхушка доит все страны, а стоящие внизу подъедают остатки со столов господ.

— Как же вы правы, но я не совсем про это хотела сказать. — Моя собеседница перешла на шёпот, чем озадачила меня ещё больше — Есть определённые места, где не стоит находиться в определённое время. — Её холодная бледная рука схватила меня, я вздрогнула, но удержалась что бы не вскрикнуть. — Не езди в Киев, доченька. Там ты сейчас найдёшь только горе. Ты русская, а там таких не любят.

От удивления я вытаращила на нёе глаза, но Наташа, сама веря в свою страшную сказку, выглядела слишком печально и испуганно. Я не сдержалась, возмущение кипело в моей груди.

— Но когда-то, же это была одна страна. — Мой громкий эмоциональный выплеск ещё больше напугал забившееся в угол купе существо, сжимающее своих спящих крошек. Но она не замолчала, а лишь продолжила тихим шёпотом.

— Когда-то да. Но всегда были недовольные. Вспомни тот же голодомор. — От её слов меня затрясло. Изо всех школьных предметов больше всего я любила историю и не могла не знать таких элементарных вещей.

— Но и в Поволжье тоже был голод и на Северном Кавказе, на Южном Урале, в Западной Сибири, в Северном Казахстане. Да и всей России, ну СССР, если быть точной, не забыть голод начала тридцатых годов. Коллективизация, массовое раскулачивание от ошибок коммунистов страдала вся страна а не только Украина. Да и Украины то, как таковой до её отсоединения от союза не было. Это мы дали вам земли, оставили заводы, оружие, флот, Крым подарили с доброй руки Хрущёва. — Тут меня понесло… — Мои предки жили в Поволжье во время голода, вагоны с зерном шли через них на вашу Украину, не оставляя ни зёрнышка. И голод там был пострашнее. Они голодали, отправляя вам хлеб, набирали в сапоги зерна, что бы хоть как-то накормить детей, за что их сажали. А вы сейчас воспринимаете это, как геноцид? — Женщина, таращила на меня свои огромные глаза цвета синего неба, казавшиеся мне теперь неестественно круглыми. От удивления и негодования, я притихла.

— Потому, что это кому-то выгодно. Не стоит говорить в голос о подобных вещах, запомни девочка, ты не в России! — эти слова она сказала чуть слышно, а потом так же тихо добавила — В этой стране даже у стен есть уши. — Я еле разбирала её шёпот, но от него по всему моему телу выступил холодный липкий пот. — Если хочешь доехать до Киева, то лучше давай помолчим, а то греха не оберёмся. Я видела, как закрывают неугодные рты в нашей стране, а скоро мы вообще все потонем в хаосе… — но минуту она замолчала эти мгновенья казались мне вечностью, в кромешной тьме мерцали огоньки неизвестности, к которым я стремилась, словно мотылёк и так боялась достигнуть, будто это моя последняя цель в жизни.

— Я люблю Россию и ваш народ, — неожиданно продолжила Наташа, — во мне, как и в тебе течёт русская кровь, то что происходит мне не по душе. Но я боюсь в голос сказать об этом, боюсь, понимаешь, за себя, за детей…

— О чём вы? — она лепетала словно оправдываясь, но я же не могла понять и половины. Все её слова казались для меня тогда какой-то опутанной вуалью тайны головоломкой.

— Страна трещит по швам, нужно быть полным идиотом, что бы верить этим слащавым речам с экранов телевизора. Поверь мне девочка, её разорвут на части при первой же возможности. А по тому, как вспыхивают волнения, это случится совсем скоро.

— Это не совсем хорошая шутка! — От её слов я побледнела, а руки невольно вцепились в самое дорогое, что было у меня в ту минуту — моего Колю. Но я попыталась успокоиться. — Мне кажется, в этих мелких забастовках нет ничего страшного. Просто люди устали от безденежья и нищеты.

— Ты в некотором роде права. Страшного ничего нет, если это ни кому не выгодно. Но если у более сильного есть выгода потопить немощного и слабого, что помешает ему это сделать? Во рту у бедняка кроха, с тысячи крох — каравай, а с миллиона … — И тут она замолчала, за дверью послышались посторонние шорохи… По моему телу пробежала дрожь. Холодный пот выступил на висках.

Дверь нашей кельи распахнулась, в купе заглянул незнакомый силуэт от яркого света, ворвавшегося вместе с фигурой, её черты размыла игра теней, не возможно было разобрать, была ли это женщина или мужчина. Оно обвело купе взглядом, и не произнеся ни слова с силой захлопнула дверь. От неожиданности я вздрогнула. Моя попутчица сделала многозначительный жест, из которого мне стало всё понятно. В памяти тут же всплыли недавно произнесённые в этой келье слова «В этой стране везде уши». Но Наташу этот акт бесцеремонности, ни сколько не смутил. Слова продолжали лить с её уст неудержимым потоком, только ещё более приглушённо. Казалось его уже не остановить. Возбуждение и негодование кипело в её душе.

— Один гривен с одного дурака — это грош, а с миллиона — уже капитал. — Постепенно я стала понимать её изречения, ещё недавно казавшиеся мне непонятными загадками.

— Ну, тогда эти люди правы, они отстаивают свои интересы.

— Если бы это было правдой… — её глаза наполнила необъяснимая печаль, и даже приглушённый свет не мог скрыть блеска слёз на её глазах. — Пусти в стадо баранов одного волка в овечьей шкуре и всё стадо будет жить по его законам, то же самое и с толпой, причём ей управлять намного проще, у неё свой коллективный разум и свои законы.

— Вроде, кто не с нами, тот против нас?

— Вот именно, ты начинаешь меня понимать — её глаза блеснули, а на обескровленном бледном лице промелькнула улыбка.