Юрий Устин - Лабиринты свободы

Костюшко честно пожал плечами. Он ещё не решил для себя, где будет жить, кем служить и чем вообще заниматься.

— Вероятнее всего, вернусь сначала во Францию. Там у меня достаточно друзей, чтобы со временем определиться в этой жизни, — поделился он своими планами.

— Но там тоже сейчас неспокойно. Вся Франция в огне революции, — предупредил по-дружески Домбровский.

— Ничего, мне не привыкать, — спокойно ответил Костюшко, поставил свой пустой бокал на столик и встал, намереваясь покинуть комнату. Протянув Домбровскому на прощание руку, отстав ной генерал армии Речи Посполитой перед уходом сказал своему товарищу по оружию:

— Я не прощаюсь с вами. Но мне очень хочется сказать до скорой встречи.

Домбровский всё понял и радостно улыбнулся последней фразе Костюшко.

— Я надеюсь, что она действительно будет скорой, — добавил он, крепко пожимая руку человеку, которого искренне уважал.

Костюшко надел треуголку, отдал честь, вышел из комнаты и через несколько секунд скрылся в темноте вечерней улицы Варшавы.

этот день Париж представлял собой большой улей с людьми, которые стекались в столицу Франции со всех концов страны. И было ради чего! Должна была совершиться казнь последнего короля Франции Людовика XVI. Ради этого страшного спектакля люди различных сословий бросали все свои дела и стремились попасть в Париж, чтобы стать свидетелями сцены казни — отсечения головы самому королю на гильотине.

Когда во Франции начался революционный террор, умный и дальновидный доктор Жозеф Игнас Гильотен посетил своих друзей Робеспьера и Марата с деловым предложением, от которого они не смогли отказаться.

— Казнить приговорённых к смерти старыми, традиционными для Франции четвертованием и колесованием не гуманно, — объяснял профессор анатомии главным революционерам простые истины. — А при применении гильотины казнимый не почувствует ничего, кроме лёгкого ветерка над шеей. Она, гильотина, отсечёт вам голову так быстро, что вы и не заметите, — убеждал доктор Робеспьера и Марата в «гуманности» гильотины как орудия казни, не предполагая, что стал для них пророком их недалёкого будущего. Марат почему-то дал согласие на это «гуманное» орудие только с третьего раза. Как будто предчувствовал, что оно будет испытано и на нём.

Костюшко в эти судьбоносные для Франции дни находился в Париже. Он недавно вернулся в город из Лейпцига, где эмигранты из Речи Посполитой начали свою активную деятельность по подготовке всепольского восстания. Они не могли смириться с тем, что их родина была в очередной раз унижена, а конституция их страны отменена. Костюшко же стал во главе этой бурной организационной деятельности и прибыл в Париж для встречи с самыми влиятельными руководителями французского Конвента. Как почётный гражданин Франции он рассчитывал, что предстоящие переговоры дадут свои положительные результаты.

Такая встреча состоялась, но результатами переговоров Костюшко остался крайне недоволен: революционные представители французского народа восторженно встретили сообщение Костюшко о подготовке восстания в Речи Посполитой против России, Австрии и Пруссии. Однако они совершенно равнодушно отнеслись к предложению Костюшко оказать военную помощь соседнему государству, ссылаясь на то, что революционная армия Франции не сможет в ближайшее время поддержать польское восстание.

— В настоящее время наши солдаты революции защищают южные границы страны и ведут бои на севере Италии, — заявил Робеспьер. — Выделив часть Национальной гвардии для поддержки вашего восстания, мы ослабим французскую армию и подставим под удар все наши революционные завоевания.

Остальные члены Конвента проявили удивительное согласие с Робеспьером и при этом кивали головой, поддерживая его заявление.

Костюшко понял, что ждать помощи от республиканской Франции ему в ближайшее время не следует. Проживая некоторое время в Париже с Юлианом Немцевичем, который стал с недавних пор его активным помощником и соратником, Костюшко всё больше и больше «вживался» в эту новую для него атмосферу революционной действительности, в которой жила столица Франции. И иногда ему становилось не по себе от того, что он видел и слышал, и от тех событий, очевидцем которых являлся.

В день казни последнего французского монарха Костюшко решил попасть туда, где можно было увидеть пока ещё живого Людовика XVI. На всём протяжении предполагаемого пути будущей жертвы стояли солдаты Национальной гвардии, зорко следящие за толпой — вдруг кто-нибудь из сторонников монарха захочет организовать спасение короля и отбить его у охраны?! Но сделать это было практически невозможно: вдоль следования печального кортежа плотной стеной с раннего утра стояли простые французы, жаждущие зрелищ, и понадобилась бы, наверно, целая армия, которая смогла бы разогнать эту разгорячённую ожиданием толпу.

Владельцы домов, расположенных по пути следования кортежа с жертвой революции к месту казни, хорошо заработали в этот день на желающих посмотреть на траурную процессию. Люди готовы были дорого заплатить, чтобы увидеть это зрелище даже с высоты второго или третьего этажа, а также с крыш домов. И с таких жаждущих предприимчивые хозяева взимали приличные суммы денег в зависимости от того, какое место им было определено.

Жан Морель, хозяин одной популярной кофейни, которую любил посещать Костюшко во время своей учёбы в Париже, радостно раскрыл свои объятия, узнав его, когда Тадеуш подошёл к нему и снял шляпу.

— Боже мой! Кого я вижу! Вы ли это? — радостно и удивлённо воскликнул тот, рассматривая своего старого клиента. — Какими судьбами вы оказались в Париже в это смутное время?

— Как-нибудь я подробно расскажу об этом, но не сегодня, — уклончиво ответил сразу на все вопросы гость.

— Понимаю, понимаю... Сейчас многие из нас стараются меньше говорить, а больше слушать, — согласился Жан. — Желаете отобедать, месье?

Костюшко достал из кошелька несколько серебряных экю и положил на стойку перед хозяином.

— Мне нужна комната на втором этаже. Только на завтра.

Жан посчитал монеты, попробовал одну из них на зуб и вернул их обратно Тадеушу.

— К сожалению, не получится. На завтра все комнаты заняты.

Костюшко не взял назад деньги, а положил перед Жаном ещё два экю.

— А может, что-нибудь всё-таки найдём? — спросил он и внимательно посмотрел на Жана.

Хозяин кофейни с тоской посмотрел на серебряные монеты. Жаль было лишаться дополнительного дохода. Всё-таки это были настоящие деньги, а не эти бумажные ассигнаты, которые недавно появились во Франции и не вызывали доверия у населения [36] В связи с отсутствием денег в казне революционное правительство Франции в 1790 году выпустило в обращение бумажные ассигнаты, заменив ими монеты из драгоценных металлов. .