Альфред Аменда - Аппассионата. Бетховен

— Ещё несколько поленьев, Кэт. Здесь холодно и ветрено, как в клетке. Госпожа Зикс даже не может искупать мальчика. Почему вы мне раньше не сказали, госпожа ван Бетховен? Если бы я случайно не проходила мимо...

— Стыдно... — Большие тёмные глаза роженицы наполнились слезами.

— Кому? Вам и вашему ребёнку? Я поворошу угли, Кэт. Ты же немедленно сбегаешь в винные погребки, прежде всего к поставщику двора Хойзеру и к Дунгу на рынок. Ты передашь от меня господину придворному музыканту наилучшие пожелания и расскажешь ему обо всём.

— Слушаюсь, госпожа вдова писаря дворцового виночерпия.

Когда дверь за девочкой закрылась, госпожа Баум подошла к ложу Магдалены:

— Выходит, после заутрени он больше не появлялся?.. А ведь знал, что у вас уже начались схватки...

— Он очень хотел, но, возможно...

— И даже несомненно. По пути домой он просто позволил себе пропустить стакан водки. Беда с ним.

— Во всяком случае, я вам очень благодарна, госпожа Баум. — Магдалена робко погладила её по руке, — а также госпоже Зикс...

— Мне? За что? — возмутилась госпожа Баум. — За пару-другую поленьев? За старые тряпки для пелёнок? А, верно, ещё и за свечи! Только за это мне будет позволено восседать на золотом троне на небесах. Не говорите глупостей, Магдалена, гораздо важнее, как вы назовёте вашего мальчика?

— Меня устроит любое имя, — госпожа Магдалена задрожала всем телом, — но только не Людвиг. Господи!..

— Я вполне вас понимаю. — Госпожа Баум кивнула. — И не только потому, что это имя носил ваш умерший первенец, не только из-за дурной приметы. Какие же вы, Бетховены, тяжёлые люди! Неужели у вас здесь никогда не поселялась радость? И кто завтра в церкви Святого Ремигия окрестит ребёнка? Ну, хорошо, во-первых, я...

— Госпожа Баум...

— Да, и я устрою полагающееся в таких случаях угощение. — Она покорно вздохнула. — Мне не остаётся ничего другого, малыш позднее возвратит долг. Счёт я ему выпишу на густом слое сажи в моей дымовой трубе. Но кто же у нас завтра будет крёстным отцом? Сразу же хочу заметить: ни с одним из собутыльников вашего мужа я не сяду за праздничный стол.

Тут госпожа Баум резко повернулась:

— Госпожа Зикс, вам нужна помощь при купании младенца? Нет? Хорошо, но обращайтесь бережно с моим будущим крестником. Вода для купания не должна быть не слишком горячей, ни слишком холодной.

Она встала, блеснув карими глазами:

— Пойду поищу достойного крёстного отца. Это не займёт много времени.

Идти было недалеко, и вскоре придворный капельмейстер курфюрста Людвиг ван Бетховен изогнул спину в низком поклоне:

— Моё почтение, госпожа вдова писаря дворцового виночерпия. Какая ужасная сегодня погода. Позвольте предложить вам сесть в кресло у камина...

Госпожа Баум, держа себя подчёркнуто сдержанно и даже чуть жеманясь, присела на край кресла, сняла небрежно наброшенный платок и поправила светлые волосы.

— Я лишь на пару минут заглянула сюда, чтобы попросить вас сопроводить меня завтра на крестины. Пожалуйста, не откажите мне в такой любезности.

Старик вновь грациозно поклонился:

— С удовольствием. Позвольте узнать, где это произойдёт.

— В доме... — госпожа Баум произнесла эти слова ласковым и нежным голосом, — ...Бетховенов. У них сегодня родился мальчик.

— В доме...

— Да, господин придворный капельмейстер.

Его серо-голубые глаза гневно сверкнули. Он принялся нервно расхаживать взад-вперёд, и теперь дрожали не только его протянутые к камину руки.

— Какое...

— Ну говорите же. Прошу вас... — В её по-прежнему ласковом голосе отчётливо слышалась затаённая угроза.

— Какое я имею отношение к роду Кеверихов? Пусть они... сами расхлёбывают эту кашу. Я, во всяком случае, не желаю исполнять роль камердинера при моей невестке.

— Как вам не стыдно, господин придворный капельмейстер.

— А почему мне должно быть стыдно? Я предупреждал Иоганна и заклинал его не жениться на девушке из низшего сословия. Она дочь повара и вдова камердинера...

— ...Который с этим юным созданием...

— А сама она горничная...

— ...расстался через три года.

— Вы предлагаете мне быть крёстным отцом? Никогда, достаточно того, что меня вынудили крестить Людвига Марию с целью позднее завладеть всем моим имуществом.

Он, конечно, намекал на свою роскошно обставленную квартиру, и госпожа Баум несколько минут молчала, внимательно рассматривая невысокого приземистого старика, а затем спросила:

— Вы полагаете, что госпоже Магдалене такая мысль...

— Я вообще ничего не знаю.

— Господин придворный капельмейстер!

— Короче, в данном вопросе, госпожа Баум...

Госпожа Баум сохраняла полнейшее спокойствие, но в каждом из произнесённых ею твёрдым голосом слов слышалось полное превосходство над собеседником:

— Господин придворный капельмейстер, я не люблю, когда меня перебивают, я к этому не привыкла. И вовсе не потому, что я — вдова писаря дворцового виночерпия Баума, ведь, в конце концов, он тоже был чем-то вроде камердинера — правда, обладал при этом острым умом и бойким пером, — но потому, что здесь, в Бонне, я раньше носила другое имя, при упоминании которого любой снимал шляпу. Я звалась богатой госпожой Баум, да и была весьма состоятельной женщиной. Во-первых, я прошу вас не впутывать в свои дела мою подругу Магдалену ван Бетховен. Хотелось бы надеяться, что я смогла завязать дружеские отношения с этой бедной и очень порядочной женщиной.

— Дружеские отношения...

— Я ещё не закончила, господин придворный капельмейстер. — Госпожа Баум небрежно вскинула руку. — Теперь я намерена говорить с вами совершенно откровенно, ибо глубоко ценю и уважаю вас. А что вы сами из себя представляете, господин придворный капельмейстер? Если лакеи накрывают на стол, а повара готовят пищу, то музыканты по приказанию музыкальной коллегии создают и исполняют музыку. В глазах монсеньора вы не более чем чистильщик обуви, оснащённый, правда, вместо щёток нотами и инструментами. Вот так-то, и будь я на месте такого честного и искреннего человека, как вы, — а у вас именно такая репутация, — я бы не господина придворного музыканта и тенора Иоганна ван Бетховена отговаривала от женитьбы на Магдалене, но, напротив, попробовала бы убедить её не выходить замуж за человека, принадлежащего к самому низкому и глубоко презираемому сословию пьяниц. К тому же чью мать из-за чрезмерного пристрастия к горячительным напиткам отправили в монастырь. Но я не хочу огорчать и обижать вас, господин ван Бетховен. — Она озабоченно покачала головой: — Что с вами произошло? Вы ведь всегда отличались добротой. Однако я знаю, что заставило вас стать таким жестоким и несправедливым к Магдалене, которая ни в чём не виновата. Слишком уж сильное горе причинили вам сын и его жена, когда умерли их дети. Вы слишком одиноки.