Альфред Аменда - Аппассионата. Бетховен

Скрипка полностью расстроена. Болтовня не поможет, нужно только трудиться и трудиться.

Вроде бы ничего не изменилось, но Людвиг вдруг почувствовал, что в комнате присутствует кто-то третий. Дядюшка Франц даже не заметил, как смерть приблизилась к его постели.

— А ну-ка дай её сюда, Людвиг. Что ты так терзаешь скрипку? Ты хоть знаешь, что я назвал её «Фридерикой»? И пусть это очень старинный инструмент, пусть когда-то он был сотворён самим Страдивари [17] Страдивари (Страдивариус) Антонио (1644—1737) — итальянский мастер смычковых инструментов, ученик Амати и продолжатель традиций известных мастеров семьи Амати. Создал скрипки, альты и виолончели, отличающиеся высокими концертными качествами. , всё равно это очень большая честь для неё. — Ровантини вернул скрипку обратно, и Людвиг в отчаянии прямо-таки резанул смычком по струнам.

Через несколько минут в комнату вошла мать:

— Ну как тут Франц?

— Он даже не заметил, как отошёл в мир иной, потому что я... — Людвиг положил инструмент на покрывало, ткнулся в него лбом и громко всхлипнул: — Он же был моим другом...

Людвиг сидел за органом и, нажимая на клавиши, прислушивался к гулким звукам контрафагота. Однако в мыслях он был далеко отсюда.

Тогда после смерти Ровантини он отправился к патеру Ханцману с просьбой взять его к себе служкой. Он так мечтал обрести душевный покой возле алтаря. До сих пор в ушах звучали слова священника:

— Ты хочешь стать служкой? Да я даже представить тебя не могу в соответствующей одежде с белым воротничком. И потом, служек у нас вполне достаточно.

Разумеется, патер отверг его из-за уродливой внешности.

— И это он называет упражнениями? — Он настолько забылся, что даже не услышал шагов Нефе. — Лентяй! Мысленно он уже в Мюнстере, а сам ещё даже толком с органом обращаться не умеет. Давай-ка послушаем фантазии и фуги.

Он поставил ближе сиденье с откидной спинкой, и Людвиг начал играть. Порой мальчику казалось, что лицо сурового учителя выражало удовлетворение, но чаще он недовольно хмурился и вдруг попросту заснул, изрядно утомлённый долгой ездой в почтовой карете. Вскоре он проснулся и с протяжным зевком воскликнул:

— Я жду!

— Чего вы изволите ждать?

— Фантазию соль минор и фугу Иоганна Себастьяна Баха.

— Но ведь я же играл их.

— И ты ещё осмеливаешься называть это фантазией и фугой? Да ты попросту усыпил меня своими жалкими звуками. Я жду от тебя музыку Иоганна Себастьяна Баха, от которой огонь бежит по жилам.

— Но я не осмелился... — Губы Людвига дрожали, зубы выбивали дробь.

— Так осмелься! Или ты полагаешь, что эти великие мужи создавали усыпляющую слушателей музыку? А ну ещё раз!..

Людвиг вновь дёрнул регистры, и наконец звуки плавно поплыли из-под его рук.

— Сильнее, Людвиг, ещё сильнее! — Горбун чуть наклонился вперёд, и руки его стали похожи на когти вцепившейся в добычу хищной птицы. — А теперь усмири огонь. Ну примерно так...

Когда Людвиг закончил, Нефе не стал хвалить его. Он лишь задумчиво сдвинул брови и спросил:

— В Мюнстере отец держался молодцом. Теперь ты с матерью уезжаешь в Голландию?

— Да, мы едем туда вместе с сестрой дядюшки Франца.

— Счастливого пути. — Нефе одобрительно кивнул. — Я сам лично дня через два-три еду в Мюнстер, и ты, Людвиг, надеюсь, по возвращении окажешь мне любезность... Служкой тебе никогда не стать, тут всё ясно. — Он надул губы, словно собираясь играть на флейте, и продолжил: — Иначе я бы не стал просить тебя сыграть вместо Меня на торжественной службе. Нынешнего своего помощника я послал к чёрту. А теперь последний вопрос: что мы исполним на Рождество? Курфюрст с придворной капеллой останется в Мюнстере... Ну, Людвиг, неужели ты не понимаешь намёка? Ах ты, болван эдакий. Ты ведь сможешь исполнить фантазию и фугу.

— Я?.. — На лице Людвига выступили красные пятна.

— Но только так, как играл сейчас. — Нефе довольно усмехнулся. — Монсеньор уполномочил меня дать соответствующее распоряжение. Потому прими близко к сердцу мой совет.

Дул ледяной ветер, и Мевроу — её следовало называть только «госпожа Ми» — со своей маленькой дочерью Коге и гувернанткой «тётей» Анной Марией Магдаленой Ровантини удалились в единственную каюту.

Госпожа Магдалена и Людвиг сидели на палубе, прижавшись к деревянной обшивке. Мальчик неотрывно смотрел сквозь щель на серую пенистую воду.

Они уже были в Голландии, оставив далеко позади Бонн и бесчисленные таможни, которые распахивали перед ними своё решетчатые ворота, а затем снова закрывали.

— Людвиг...

— Да...

Сильный порыв ветра отнёс слова куда-то в сторону, выдернул из-под платка матери длинную прядь волос, и Людвиг с удивлением увидел, как она изрядно поседела.

— Тебе не холодно?

— Нет, мама.

Ответ явно не успокоил мать, она досадливо поморщилась, скрывая своё беспокойство за словами:

— Помни, что в Роттердаме ты просто не имеешь права болеть. Ты должен там играть, чтобы заработать нам деньги на обратную дорогу.

Мальчик мгновенно вскочил и несколько раз подпрыгнул.

— Так вроде ничего, только ноги немного мёрзнут.

— А ну-ка сядь, положи их мне на колени и сними башмаки. Я сейчас разотру тебе ноги. Ну, как, согрелся немного? А теперь подожди...

Он подождал немного, и она дрожащими от холода руками принялась растирать его уродливое, покрытое оспинами лицо. Наверное, именно у Каина был такой облик, и именно поэтому его, Людвига, не взяли в служки. Но может, он действительно сумеет заработать в Роттердаме много денег? Мевроу, которую называли также госпожой Ми, говорила о роскошных музыкальных вечерах в её доме, и если он и впрямь заработает деньги, то скажет матери: «Я оплатил эту каюту, мамочка. Она для тебя. И попробуй хоть слово сказать против».

Огромный музыкальный зал был увешан картинами старых голландских мастеров, тигровыми и львиными шкурами, а также масками, щитами, луками, дублёными шкурами, копьями и кинжалами. Покойный муж госпожи Ми был судовладельцем, и его корабли привозили редкие диковины из дальних стран. Были здесь и огромные, расписанные яркими, режущими глаз красками вазы с изображениями красивых рыбок.

В камине уже ярко горел огонь, посредине стоял клавесин медового цвета, перед которым был разостлан плотный, заглушающий шаги ковёр. Людвиг пробежал пальцами по клавишам, затем коснулся их черенком вороньего пера. Получился мелодичный, но слишком короткий звук. Дома рояль звучал совершенно по-иному.

Ему предстояло не просто играть, он должен был выиграть самую настоящую битву. Ведь он просто обязан был на обратном пути предоставить матери каюту. Он взглянул в окно и вдали за крышами домов увидел мачты кораблей. Может, на заработанные деньги ему даже удастся нанять целый корабль с фигурой сирены на носу?..