Альфред Аменда - Аппассионата. Бетховен

— Точно. Вы ведь и на органе виртуозно играете, господин ван Бетховен.

— Виртуозно? — Он равнодушно повёл плечами. — Не знаю, но игра на нём требует больших усилий...

Они вошли внутрь собора. Служитель хриплым голосом объяснял группе иностранцев смысл изображений на стенах и алтарях. Наверху Жозефина подошла к ограждению и окинула восхищенным взглядом неф. Вдалеке под теряющимися в высоте сводами поблескивало багровое пятнышко. Там перед главным алтарём горел вечный огонь.

— Боже мой...

— Я так и знал, что вид отсюда произведёт на вас сильное впечатление. Я лично не любитель каменных крыш, куполов, сводов, монументов и прочих творений рук человеческих. Природа мне представляется более достойной почитания. В лесу я однажды прошёл сквозь такие огромные, образованные деревьями врата, что эти здесь кажутся просто смешными.

— Здесь невольно проникаешься благочестием, и потом... Надеюсь, господин ван Бетховен сыграет для меня.

Его лицо сразу помрачнело, он резко ответил вопросом на вопрос:

— А кто мне будет нажимать на педали?

— У меня ещё остался дукат, я хотела ещё купить какую-нибудь безделушку на память о Вене. Думаю, если я предложу эти деньги служителю, он не откажется. Позвать его?

— Нет, сударыня! — Он умоляюще вскинул руки.

— Вы для всех готовы играть, только не для меня... Проси, умоляй, никакого толка.

Он почувствовал себя мальчишкой, пойманным на краже яблок, втянул голову в плечи и робко взглянул на неё. Она поняла, что игра становится опасной, и даже физически ощутила, как неровно, с перебоями бьётся его сердце, но её женское естество требовало продолжения.

— Вы играли для Терезы, для её подруг и, насколько мне известно, даже для княгини Лихновски, но это, правда, было давно. Но я, конечно, слишком ничтожна для вас...

— Сударыня...

Сейчас здесь она, в этом простом платье, казалась ему дороже всех святых, чьи мантии сверкали золотом и серебром. Может быть, всё-таки уступить, чтобы не выглядеть в её глазах упрямцем или даже невоспитанным человеком. Но с другой стороны...

— Извините, сударыня, но...

— Это ваше окончательное решение?

— Да.

Её глаза словно подёрнулись дымкой, она так тряхнула головой, что запрыгали завитки волос.

— Нет, вы будете играть! Женщина должна уметь настоять на своём. Я хочу услышать торжественное богослужение... скажем, в честь моей помолвки. Правда, я ещё не знаю, когда выйду замуж. Но венчаться я буду вон там, внизу у алтаря. Могу я попросить вас, господин ван Бетховен, сыграть для... для вашей невесты?

Он недоумённо посмотрел на неё. Жозефина издала тяжкий вздох:

— Как же мне с вами трудно. Бедная, слабая, дрожащая девушка сперва просит сыграть ей, потом — вашей руки, но при условии, что вы будете добры к ней. Вы хоть немного меня любите?

Он продолжал молча смотреть на неё.

— Господин ван Бетховен, я здесь, в далеко не самом подходящем месте, объяснилась вам в любви. Вы же молчите как рыба. И всё же я попрошу вас высказаться относительно моего предложения.

— Но я... — он даже не знал, что сказать, — ...так уродлив.

— Ну, разумеется, вы далеко не красавец, — она оценивающе взглянула на него, — но я, по-моему, вполне мила. Для нас обоих этого вполне достаточно.

— А?.. — Лицо его выражало сплошную муку.

— Ваша глухота? Она пройдёт. Моего слуха также хватит для нас обоих. Есть у вас ещё какие-либо веские причины? Тогда юная баронесса фон Брунсвик готова там внизу сказать вам «да».

Она вплотную подошла к нему и с откровенным вызовом спросила:

— Ну, может, вы, наконец, поцелуете меня? Здесь же никого нет.

Он в страхе отвернулся и беспомощно посмотрел на орган.

— Или ты сперва хочешь сыграть?

— Да... да!

Он был очень благодарен ей за отсрочку, позволяющую хоть немного осознать вдруг свалившееся на него немыслимое счастье и привести в порядок низвергнутый в хаос внутренний мир. Он быстро спустился в неф и обнаружил служителя, с важным видом объясняющего что-то группе иностранцев. Вскоре тот уже стоял на хорах, а затем скрылся за органом. Жозефина победно вскинула голову, а когда Бетховен закончил играть, медленно встала на колени на органной скамье.

— Таких почестей ещё не воздавали ни одной королеве. Что ты играл?

— Я?.. — Он задумчиво потёр лоб. — Если б только знать...

— Людвиг, когда ты это сочинил?

— Что? Я просто играл.

При выходе из церкви иностранцы почтительно расступились перед ними и выстроились шпалерами. Кое-кто из них даже поклонился. Жозефина сдержанно кивнула в ответ.

— Они тебя знают? — спросил он.

— Меня? Откуда?

— Но тогда почему?..

Она взяла его под руку и нежно прижалась к нему.

— Такой талантливый и такой глупый.

— Мы могли бы довериться Терезе, Людвиг, а также моему брату Францу. Наша младшая сестра Каролина чересчур болтлива, но Франц станет тебе добрым другом. — Она помолчала немного, а потом горько усмехнулась: — Теперь ты хоть понимаешь, почему на меня не действует слово «дружба». Тогда у тебя был такой вид, словно ты проглотил навозную муху. Ты меня вообще-то любишь? Ты даже толком не сказал, что я тебе нравлюсь. Для женщин это — как вода для цветов. Ты слушаешь меня?

— Я внимаю каждому слову. Просто я размышляю. Почему ты любишь меня?

— Что за вопрос? Я и сама не знаю, но ничего изменить не могу. Может, я руководствуюсь практическими соображениями: дескать, потом меня будут бесплатно обучать игре на фортепьяно. Мы столько денег сэкономим!

— Ты — чудо.

— Полностью с тобой согласна. — Она дёрнула его за рукав, заставляя остановиться перед витриной. — Что ты видишь там?

— Тебя.

— Только меня? А разве ты не замечаешь, какое там у тебя просветлённое и красивое лицо? Видишь, как просто сделать себя красивым.

— Любимая, как бы я хотел поцеловать твой локон и твой лоб. Ведь за ним такие мысли рождаются.

— Только их?

— Нет, рот тоже.

Когда Жозефина осторожно открыла дверь в музыкальную комнату, Тереза уже сидела за роялем, уставясь невидящим взором в клавиши.

— Ты злишься потому, что мы опоздали?

— А вы разве опоздали?

— Мы прошлись по ярмарке и заглянули в собор Святого Стефана. Принесли тебе пряничное сердце. — Тут Жозефина насторожилась и нерешительно спросила: — Что с тобой, Тереза? Что случилось? Где мама?

— Там у себя наверху. — Тереза равнодушно повела плечами. — Внезапно вернулась из города и запёрлась в своей комнате. Потом позвала меня. Очень плохие новости. Могу я?..

Тереза внимательно взглянула на сестру, потом перевела взор на Людвига. Жозефина всё поняла и, глядя в её умные глаза, ответила:

— Ну, конечно, ты теперь спокойно можешь говорить в его присутствии. Неужели нам придётся продать Мартонвашар, чтобы покрыть долги?