Альфред Аменда - Аппассионата. Бетховен

Бетховен почувствовал, что его начинает захлёстывать волна безудержной ярости. Он небрежно махнул рукой:

— Князь? Этот титул вы приобрели исключительно по праву рождения, а значит, волею случая. Князей на свете тысячи, а вот Людвиг ван Бетховен один.

В коридоре он с облегчением вздохнул. Ушёл он спокойно, даже не хлопнув дверью, и ничуть не раскаивался в своём поведении. Князь же вёл себя сегодня как настоящая скотина...

Войдя в комнату, Бетховен чуть улыбнулся и решил, что утром, когда у них в головах осядут винные пары...

Тут в дверь забарабанили кулаки.

— Строптивый пианист подлежит аресту! Немедленно откройте!

Он даже не пошевелился.

— Если этот наглый субъект не откроет, придётся взломать дверь.

Пьяные, как правило, очень упрямы и не отвечают за свои поступки. В этом состоянии князь ничем не отличался от своего покойного отца. Лихновски всей своей огромной тушей навалился на дверь, выкрикивая:

— Раз... два...

Что ж, хотя он, Бетховен, и не отличается атлетическим сложением, у него хватит сил, чтобы достойно встретить его сиятельство.

Когда дверь слетела с петель и Лихновски тяжело перевалился через порог, Бетховен с лёгкостью взметнул над головой огромный стул, на полированных ножках которого тут же заиграли отблески пламени.

Французские офицеры оттащили Лихновски и буквально выволокли его из комнаты. В дверном проёме сразу же появилась Мария Кристина в ночной сорочке:

— Что случилось?

Тело её сотрясала дрожь, бледное от ужаса лицо больше не казалось выточенным из мрамора.

Бетховен молча сложил свои вещи в дорожную сумку и, обойдя княгиню, торопливо зашагал к выходу.

Всю ночь его мучили желудочные колики, а дьявол неустанно залеплял ему уши воском. Он лежал, страдая от головной боли, и думал, что Жозефина пишет ему всё реже и реже, а тон её писем — всё холоднее и холоднее. Он встал, подошёл к секретеру, задумчиво посмотрел на мерцающие огоньки свечей, а потом прочёл в лежащей под стеклом нотной тетради древнеегипетскую надпись: «Никто из смертных ещё не приподнял мой покров...»

Есть ли тут хоть какой-нибудь смысл? Или это просто выспренняя чушь?

Он приподнял стекло и закрыл нотную тетрадь. В ней была записана увертюра Меуля, которой предполагалось открыть сегодняшний концерт.

Две недели назад жители вновь устроили на улицах танцы. На этот раз буйное ликование вызвали у них названия двух городов: Йена и Ауэрштедт [77] Йена-Ауэрштедтское сражение — название двух сражений под Йеной и Ауэрштедтом, произошедших 14 октября 1806 г., в которых французская армия разгромила прусские войска, после чего французы заняли почти всю Пруссию. . Если австрийцам пришлось примириться с поражением при Аустерлице, почему у пруссаков дела должны обстоять лучше? Тем более что армии южно- и западногерманских государств, объединённых корсиканцем в Рейнский союз, участвовали в войне на стороне французов. Немцы сражались с немцами...

Так, на размышления уже не оставалось времени, он тщательно повязал галстук и, смотрясь в зеркало, заодно заглянул в висевший за спиной календарь.

Двадцать пятое декабря. Рождественские дни.

Тридцать лет назад отец подарил ему маленькую скрипку, потом большую, струны которой он так часто орошал слезами. Он проклинал этот дьявольский инструмент и долго не мог примириться с ним... Внезапно он замер, уставившись невидимым взором в зеркало. О Боже праведный, он забыл дать просмотреть нотные записи брату Карлу. Он чуть улыбнулся, вспомнив ответ Зимрока на тогдашнее письмо Карла: «Глубокий уважаемый господин старший сборщик налогов! Как прежде, так и теперь я твёрдо убеждён, что Людвиг сам написал свои произведения».

Вот так-то вот, брат, хочешь плачь, а хочешь смейся, но этот скрипичный концерт я тоже написал без чьей-либо помощи.

Когда Бетховен вошёл в зал и стремительно направился к своему пульту рядом с оркестром, он с вызывающим видом поднял голову, чтобы лучше слышать. Он не желал больше скрывать свой недуг.

При его появлении никто не зааплодировал. Ничего удивительного. После провала «Фиделио» его репутация, казалось, уже была безнадёжно испорчена.

И очень хорошо, что сидевшие в зале несколько друзей не встретили его аплодисментами. Их жидкие хлопки на фоне всеобщего молчания он бы воспринял как насмешку.

За оркестром, скрестив на груди руки, стоял второй капельмейстер Зейфрид. Он дружелюбно кивнул Бетховену, как бы говоря: «Не стоит волноваться, я жду появления Клемента, ведь сегодня он впервые публично сыграет на скрипке, я же буду дирижировать и уж точно вас не подведу». Бетховен в ответ опустил и поднял веки: дескать, а я и не волнуюсь.

Через несколько минут Клемент вышел из гримёрной, зажав скрипку под мышкой левой руки и ловко подбрасывая правой смычок. Публика встретила любимого капельмейстера, готового стать не менее любимым виртуозом скрипичной игры, бурей аплодисментов. Он низко поклонился и ещё раз проверил, как натянуты струны. Почти в тот же миг Зейфрид упругой походкой взошёл на подиум, послюнявил пальцы, чтобы быстрее перелистывать ноты, и замер в напряжении у пюпитра. Клемент кивнул ему, и второй капельмейстер тут же воздел руки вверх. Музыканты затаили дыхание. «Осторожнее, милый Зейфрид, — умолял его про себя Бетховен. — Пожалуйста, не забывай древнее изречение: «Ни один смертный не смог поднять покров моей тайны...»

Дирижёрская палочка легко скользнула вниз.

«Хорошо, Зейфрид, хорошо». Бетховен крепко сжал мочки ушей. Литавры звучат просто великолепно. Он видит это по движению рук музыкантов.

«Гобои, кларнеты, фаготы — мягче, Зейфрид, мягче».

Крещендо и форте. Даже он с его слухом ощутил поразительную мощь музыкальных звуков. «Теперь тихий шелест скрипок! Дж! Дж! Дж! Тихо, очень тихо! Вступают вторые скрипки. Звучат басы, потом соло на скрипке...

Опять громоподобные звуки, и снова легко и нежно, друг мой, легко и нежно. Духовики, я прошу вас, играйте нежно, очень нежно, я слежу за вашими губами. Пусть сперва будет грустно и тоскливо, а потом прозвучит утешающая мелодия, будто лёгкий дождик после палящей жары...»

На неподвижном, словно отлитом из бронзы лице Бетховена двигались только глаза. «Ну давайте же, Клемент, поднимите скрипку к подбородку.

Так, хорошо. Генуто и меццофорте. Крещендо и сфорцандо. Ещё сильнее.

У вас есть возможность стать истинным кесарем от музыки, Клемент, не упустите своего счастья. Я ведь всегда говорил вам: музыка должна жечь огнём сердца и умы!

Но не только. Она должна ещё и утешать, пусть даже одновременно навевая грусть. В этом я убедился на собственном опыте. Она способна успокоить человека, а потом вновь громом литавр звать его на борьбу.