Александр Красницкий - В пасти Дракона

В Благовещенске так привыкли к выстрелам, что перестали обращать на них внимание. Лавки, магазины, банковские конторы открылись, на базарах появились крестьяне — вся жизнь потекла по-прежнему. Падали, впрочем, ещё гранаты на улицах, но их обходили и особенного внимания не обращали.

Перепугавшаяся, чуть не обезумевшая от ужаса Анна Ивановна, теперь уже сама первая смеялась над своими страхами и успокаивала Варвару Алексеевну:

— Полно же, говорю вам, Варенька. Вот помяните моё слово: жив ваш сокол ненаглядный, жив и скоро к вам прилетит...

Варвара Алексеевна только плакала в ответ:

— Где тут уцелеть? Сами же вы рассказываете, какие ужасы нашим пришлось вынести...

— Это когда к Харбину-то отступали?

— Да, да! Столько отрядов!..

— Да что же столько: в Телине, Гирине, Ляодуне — все в Харбине сошлись.

— А мукденский-то, мукденский отряд вы забыли...

— Н-да! Вот о нём одном ничего не слышно.

— А Миша мой там ведь!

— Ну что же! Грозен сон, да милостив Бог... Авось и наши мукденцы сойдутся... Пока решительного известия не пришло, головы терять нечего. Всё надежда есть.

Может быть, мукденцы наши давно в Харбине. А там отсидятся, пока подмога не придёт... Я так думаю, что там они уже. Где же им и быть!.. Нам теперь радоваться бы! Христолюбивые воины наши так и подходят [66] Из Сретенска отряды полковника Шверина и генерала Ренненкампфа, из Хабаровска генерала Сервианова. . Они живо этих китайских негодников уймут.

— Много подошло?

— Хватит! Пойдём-ка вечерком на военное поле!

— А что там сегодня?

— Будто вы не знаете! Эх вы, голубушка, как в свою горесть ушли, ничего видеть не хотите, ничем не интересуетесь... Сегодня на военном поле напутственное молебствие солдатикам, которые на китайца идут... Право, пойдёмте. Все поразвлечётесь малость... Так? И Господу Богу помолитесь... Об одолении супостата будут просить Создателя.

Известие о прибытии войск сразу же успокоительно подействовало на бедную женщину. Она почувствовала, что явилась надёжная защита, которая сможет оградить Русь святую от всякой напасти, от всякого супостата...

Наступил тёплый, тихий июльский вечер. Сыроватая полумгла окутала Благовещенск и его окрестности. Всё ещё громыхали китайские выстрелы, но не до них было. Со всего города сбегался народ на военное поле. И старики и дети, и здоровые и больные, и мужчины и женщины — все сошлись сюда и тихо стояли вокруг выстроенных в походные колонны рот в ожидании начала молебствия.

В середине поля был установлен аналой. Около него сошлись: военный губернатор Амурской области генерал Грибский, генералы Субботич, Ренненкампф, высшие чины военные и гражданские. Все были как-то особенно настроены, да и в самом деле переживалась минута, редкая по своему великому внутреннему значению: этим молебствием открывался поход против врага, совершенно нового, с которым никогда ещё не приходилось встречаться на полях брани.

Там, за Амуром, простирались безлюдные пустыни Маньчжурии. На многие сотни вёрст раскинулись они, и вот предстояло всем этим людям не пройти, а пролететь их...

Да, именно пролететь, и не на крыльях, а на своих на двоих. Иначе невозможно было. Китайцы наседали на Харбин, и только орлиный полёт мог остановить их дерзкие покушения.

Пока ещё не началось молебствие, между собравшимися шли тихие разговоры.

— Собственно, два театра войны здесь, в Маньчжурии, — говорил сурового вида полковник стоявшему рядом с ним штатскому в форме инженера.

— Да, да, Гродеков и Алексеев... Но наступление предположено с четырёх сторон...

Иначе нельзя. Знаете, кто пошёл из Сибири?

— Кто?

Орлов, профессор!

— А, этот знаток Суворова?

— Он самый...

— Ему будет легко применить суворовские приёмы... Говорят, он, так сказать, анатомировал Суворова и его походы, вошёл в суть каждого движения нашего великого стратега...

— Да, он уже и на деле себя показал. Его отряд буквально летит... Мы здесь не трогались, а он уже к Хайдару близко... Поистине суворовские переходы.

— То-то от Мацеевского никаких тревожных вестей не приходит.

— Были вначале...

— Да, Монголия и Кяхта чуть было не вспыхнули... Спасибо Орлову!

В другом кружке беседовали о китайцах.

— Удивительно, зачем они всю эту кутерьму затеяли! — говорил один военный другому. Чего они желали достигнуть этой глупой бомбардировкой Благовещенска?

Не достигли. Но могли достигнуть.

— Ну да, это, конечно, возможно было бы! Завладей они Благовещенском, вся Приамурская область, весь Уссурийский край были бы отрезаны от России...

— План-то кампании был составлен очень умно.

— Только не ими!

— Ну да где же этим горе-стратегам до таких тонкостей додуматься!.. Тут видна опытность. Полный прорыв линии сообщения. Нет, не в Пекине этот план составлен!

— Да, вот, на всякого мудреца довольно простоты. План хорош, а ничего из него не вышло!

— Бог за Россию!.. Т-с!.. Начинается молебствие.

Было уже десять часов вечера. Раздалась команда:

«На молитву!». Со слезами и в голосе, и на глазах обратился к отправлявшимся в поход священник. Он говорил не о мести дерзкому врагу, а высказывал только уверенность в помощи Божьей, ибо «на начинающего Бог», а русским приходилось идти в этот поход на защиту своей дорогой Родины.

Солдатики слушали, и на лицах этих простых русских людей отразилось сердечное умиление. Они не размышляли, что, как, почему, они знали, что дерзкий враг осмелился нанести оскорбление их великой матери Руси святой, и все до одного готовы были исполнить свой святой долг: на поле брани живот свой положить за веру, царя и Отечество.

— «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твоё», — могучей волной разлилось по военному полю.

Это служитель Бога живого с крестом и святой водой пошёл по рядам благоговейно замерших солдат.

«И победы благоверному Императору нашему Николаю Александровичу на супротивные даруй!» — с особенной мощью раздалось в тишине кроткой июльской ночи.

«И Твоё сохраняя крестом Твоим жительство!» словно повинуясь могучему душевному порыву, подхватила безмолвствовавшая дотоле толпа.

А пушечные выстрелы с китайской стороны гремели, как салют будущим победам славных русских героев.

В толпе, стоявшей на поле, всё пришло в движение.

Там плакали, крестились, крестили ряды солдат, у многих ив которых струились по щекам слёзы.

Мощный порыв овладел этими людьми, ещё так недавно пережившими невообразимый ужас ожидания смерти. Они как будто ожили, воскресли в это мгновение, и главными виновниками их чудесного воскресения явились те простодушные люди — солдаты, которые, замерев в своих рядах, напряжённо следили глазами за седым высоким генералом с очень суровым, но в то же время привлекательным и располагающим к себе лицом.